В преддверии Нового года, когда магия витает в воздухе, жизнь молодого и амбициозного Романа Инсарова, президента крупного московского банка, идёт по чётко распланированному сценарию. Он приезжает в заснеженный сибирский город для открытия нового филиала, не подозревая, что судьба готовит ему сюрприз. На заснеженной улице он встречает таинственную незнакомку, чьё обаяние мгновенно покоряет его
Семь лет назад она принесла себя в жертву ради свободы любимого. Потеря ребёнка, чувство вины, одиночество – всё это стало её неизменным спутником. Она смирилась с мыслью, что заслуживает такое наказание, и покорно сносила жизнь в «золотой клетке» под гнётом мужа, настоящего чудовища. Но однажды её терпение иссякло. Последним отчаянным поступком она выстрелила в ненавистного супруга и бежала –
Ваня, 12 лет, в рваных кедах, каждое утро подкладывал матери Наталье под дверь записки: *«Солнышко проснулось, а ты?»*. Она не вставала с дивана с тех пор, как с отцом случилась авария на дальнобое. Мальчик нашел в гараже дедову лупу, пытался сфокусировать луч на закопченном окне кухни — вдруг свет растопит мамину апатию. Дядя Коля с пятого этажа, ворчал, пока чинил мопед: *«Не солнцем тут
В провинциальном городке под Екатеринбургом, на улице с облупившимися фасадами хрущёвок, 16-летний Игорь Михеев находит в подвале бабушкиного дома старый дневник с водяными пятнами. На странице от 12 октября 1978 года записано: *«Сегодня видел, как отец вынес из сарая свёрток… Кричал, чтобы я не подходил»*. Игорь показывает дневник соседке Анне, которая чинит на кухне радиоприёмник. «Тут про
Ольга, журналист из редакции на Чистых прудах, замечает, что Кирилл, её муж-архитектор, стал позже приходить с работы. В прихожей его портфель пахнет чужими духами — сладковатыми, как жасмин. Она молча переставляет банку с гречкой в шкафу, пока он смотрит футбол. «Завтра у Марины день рождения. Ты идешь?» — спрашивает она, вытирая пятно от чая на столе. Кирилл щелкает пультом: «Надо сдать проект
Сергей, электрик из Тольятти, замечает странные коробки в подвале дома на улице Гагарина, куда его вызвали чинить проводку. Вскрывает одну — внутри патроны от автоматов, пахнет смазкой и порохом. Звонит соседу Диме, который работает водилой на рынке: «Слушай, тут такое… Может, мусорам доложить?» Дима хрипит в трубку: «Да брось, тут полгорода с «Гризли» завязано. У тебя же дочь-первоклашка…» На
Виктор слез с автобуса возле старого причала, в воздухе висела вонь тухлой рыбы и мазута. Он прошел мимо ржавых бочек, где подростки пили портвейн из горла, и свернул к дому брата. Сергей чинил сети во дворе, даже не поднял головы: «Думал, сгинешь в Москве навсегда». Вечером за консервами и водкой Виктор спросил про старую лодку. «Грек теперь тут хозяин, — брат стукнул банкой о стол, — Спроси у
Максим, менеджер из офиса на Тверской, три дня не замечал, что жена Ольга перестала ставить ему утренний кофе в термос. Всё вскрылось в среду, когда она, собирая чемодан с потрёпанной розовой косметичкой, бросила: «Ты даже не спросил, почему я неделю сплю на диване». Он попытался ухватить её за рукав халата, но она вырвалась, оставив на столе ключи от квартиры в новостройке у метро «Ботанический
Капитан Олег Шилов, в кожаном плаще с потрескавшимися локтями, шарил фонарём по подвалу разрушенной львовской аптеки. Вера, переводчица с нервной привычкой теребить жемчужную брошь, нашла под кирпичом обгоревшую карту: «Смотри, Олег Витальевич… Опять метки возле Равы-Русской». Они три дня расшифровывали перехваченные радиограммы, пахнущие дешёвым одеколоном – в штабе МГБ, разместившемся в бывшей
Виктор щупает тростью трещину на ступеньке подъезда, когда сверху раздаётся приглушённый стон. Рука в чёрной перчатке хватает перила — он замирает, слыша, как кто-то спускается, шаркая подошвами по бетону. Через час, вернувшись с массажа в клинику на Литейном, он натыкается на скопление машин у дома. «Там третий этаж… бабушка с кошками?» — спрашивает он у патрульного, пальцы сжимают ручку трости.
В клинике на окраине Петербурга, где облупившиеся стены пахнут лекарствами и пылью, Лера Соколова проводит сеансы с ветеранами. Её кабинет — стол с трещиной, электрочайник, который вечно выключается раньше времени. Артем Гуров, бывший десантник с шрамом через бровь, приходит каждый четверг ровно в 15:00. «Опять снится тот двор в Грозном, — бормочет он, сжимая кулаки, — а в руках вместо винтовки —
Марина, учительница 34 лет из провисшего вологодского микрорайона, каждое утро заклеивает трещину на окне школьного кабинета скотчем. Ее ученик Витя, в рваных кроссовках 45-го размера, рисует мелом на парте корабль: «Мамка вчера с мужиком опять ругалась — не до уроков». На перемене Марина разогревает в учительской гречку из контейнера, пока директор Семен Игнатьевич тычет пальцем в акт проверки:
Ольга, менеджер в салоне связи на Ленинградском шоссе, и Максим, механик из сервиса на окраине Москвы, копят на ипотеку. После работы, за кухонным столом в хрущёвке с треснувшим холодильником, Ольга пересчитывает квитанции: *"Опять комиссия за перевод... Ты же говорил, Игорь поможет?"* Игорь, их друг детства, предлагает подстроить аварию с его разбитой "Тойотой" — страховка
Лера, в синей куртке с оторванной молнией, стоит на крыльце школы в Нижнеозёрске, жуёт замерзшую варежку, пока ждёт Мишу. Он опаздывает — чинил «Волгу» отца в гараже за стадионом, где стены в масляных пятнах, пахнет бензином и старыми яблоками. «Собирался в Питер, да?» — бросает он, вытирая руки об штаны, оставляя чёрные полосы. Она молчит, ковыряет лопаткой сугроб у забора, где летом росла
Настя и Сергей, оба из Твери, снимают двушку на девятом этаже в хрущёвке возле метро «Братиславская». Лифт сломан третий день, а на потолке в коридоре — жёлтое пятно от протечки. Сергей, в потёртой куртке с запахом бензина, разгружает коробки с дешёвыми кроссовками на складе у чеченцев. «Хозяин сказал — если ещё раз опоздаешь, вылетишь», — бросает он Насте, пока та красит ресницы перед зеркалом с
В деревне, где трещины по стенам расползаются, как корни, Андрей с отцом в полуразвалившемся доме ютятся. Отец, Николай, вечно бутылками закиданными ругается: «Опять в лес шляться? Папоротники твои — брехня!» Андрей игнорирует, копает в огороде ржавой лопатой, ищет старую карту с крестиком, которую мать перед смертью под половицей спрятала. По вечерам на велосипеде с погнутым крылом едет к
Сергей, пограничник с обветренным лицом, каждое утро обходит участок вдоль изгибистой реки. Его маршрут проходит мимо полуразрушенных бараков, где местные рыбаки вяза́ют сети. Один из них, Николай в засаленной куртке, машет рукой: *«Опять браконьеры под Харчинским мостом шныряют. Вчера сеть порвали — одни обрывки остались»*. Сергей молча кивает, поправляя автомат на плече. Вечером, у тепловозного
Варя жила, как в дне сурка: работа-дом, серые офисные стены, вечные отчеты. Ни тебе романтики, ни искры — молодость будто просачивалась сквозь пальцы, а она даже не пыталась её удержать. Ну ты поняла, да? Смирилась: страсти — это для Кать с Машами из инстаграма, а она — «синий чулок», вечно с папкой под мышкой. Так и говорили — не обижалась, вроде и правда... А потом бац! — Игорь. Приехал из
Вот, попробовал переложить историю на более живой лад: Жила-была самая обычная семья — ну, как обычная... Смирнов, глава семейства, крутил баранку на заводском грузовике, а его жена Маша — педиатр, целыми днями детей спасала. Дочка Катя ЕГЭ штурмовала, сын Павел из армии скоро должен вернуться — уже письмо прислал, мол, дембель на носу. Вроде всё как у людей, да только страну-то тряхнуло не
Знаешь, есть такие истории, от которых мурашки по коже — вот как про этого археолога, Андрея Берестова. Москва, лихие 90-е. Мужик, который вместо того, чтобы гнаться за долларами как все, копается в пыльных книгах и старых картах. Ну представь: вся жизнь — одна большая авантюра. Готовит экспедицию на Таманский полуостров, ищет могилу какого-то древнего скифского царя… Ну, Колаксай там, не