Рагнар Брагасон

Ханна, рыбачка с треснувшими от холода пальцами, каждое утро разгружает сети в порту Рейкьявика. Её брат Арнар, лаборант на геотермальной станции, неделю носит в кармане обломок базальта с выцарапанным знаком — нашел у трубы с кипятком, где земля под паром шипела, как змея. «Ты пахнешь тухлой пикшей, — бросает он, заставая её за чисткой трески в подсобке. — И перестань считать чешую, это уже
Эйнар, рыбацкий сын из деревни у подножия Ватнайёкюдля, заметил трещину в стене сарая, пока чинил сети. "Хульда, глянь – земля дышит", – бросил он сестре, указывая на разлом, от которого тянуло серой. Через час лавовый поток срезал дорогу к Рейкьявику, оставив их с дедом Бьярни в изоляции. Старик, закуривая трубку у печки, бормотал про старые саги: "Ледяные великаны проснулись...
В Рейкьявике детектив Эйнар, с затертым блокнотом в кармане дождевика, находит в порту труп мужчины с татуировкой в виде спирали на запястье. В кармане жертвы — билет на автобус до Варшавы и обрывок письма на польском: *«Они знают про хранилище»*. Эйнар звонит Казимиру, журналисту из Варшавы, который месяц назад расследовал исчезновение девушки с такой же татуировкой. «У тебя там снег?» — Казимир
Ханнес, в синей робе с пятном от кофе на рукаве, раскладывал сигареты на полке за прилавком. На часах — 2:17, за стеклом метель слизывала следы машин на шоссе №1. В дверь ворвалась Эйра, растеряв снег с капюшона: «Опять эти туристы с юга бросили фургон у геотермального бассейна. Пришлось тащить пешком». Она достала из кармана смятый чек — предъявить за смену. Ханнес кивнул на термос с коричневой
Эйнар, засунув руки в карманы рваной куртки, стоял у замерзшего окна камеры в тюрьме Копавогюр. Его сокамерник Халльдор, бывший рыбак с обветренным лицом, чинил крючок для трески, брошенный охранником. «Если пройти через старые вентиляционные шахты, выйдем к геотермальной станции», — пробормотал Эйнар, рисуя ногтем схему на запотевшем стекле. На столе — остатки сушеной рыбы и самодельная карта из
Представь: обычные парни — Георг, Оулавюр и Даниэль — вдруг закрутило в такой истории, что волосы дыбом. Ну знаешь, как бывает: вроде жили себе спокойно, а потом раз — и вляпались по полной. Тюрьма… Да не та, где строгие надзиратели и побеги в киношном стиле, а та, где каждая трещина на стене словно шепчет: *«Здесь время течёт иначе»*. Оулавюр, тот вообще огонь — вечно лезет на рожон, будто драки