Дирмуд Лоуренс

Лиам, в потрёпанной куртке с капюшоном, прячет забинтованную руку в карман, пока автобус №46 тащится через пробки на окраине Дублина. В сумке у него — конверт с вырванными страницами лабораторного журнала, пахнущий йодом и металлом. "Ты вообще спал?" — Шивон тычет пальцем в его синяки, доставая из рюкзака бутерброд с чёрным пудингом. "Не до сна, — он переключает канал на рации, —
Эмма, служанка в доме пожилой мисс Трент, каждое утро чистит серебряные подсвечники и поправляет кружевные занавески в гостиной. На уроках французского, которые хозяйка оплачивает из прихоти, девушка случайно сталкивается с Уильямом Джонсом — сыном текстильного магната, приехавшим обсудить долги семьи Трент. *«Вы… говорите на языке Дидоны?»* — он роняет учебник *«Галльские элегии»*, заметив, как
Дэнни вскарабкался на табуретку в мастерской на Чарльз-стрит, размахивая кистью, как шпагой. «Если Тёрнер смог продать закат за 300 гиней, мы выбьем 500 за эти груши!» — рявкнул он, тыча в холст, где вместо фруктов маячили абрис женских бёдер. Джек, сжимая в руке потрёпанный экземпляр «Листьев травы», сплюнул в жестяную плевательницу: «Ты перепутал натюрморт с портретом Энни. Опять». За окном
Знаешь, история эта — прямо как клубок темных ниток. Вот смотри: Эдвин и Роза обручены с пеленок, но между ними — ноль искры. Вообще, дружба — это, конечно, здорово, но вы только вдумайтесь: жених и невеста, которые болтают о погоде за чаем, будто соседи по лавочке! А всё почему? Да потому что дядюшка Эдвина, этот Джон Джаспер, — вот где змея притаилась. Парень-то всего на пару лет старше
О, этот сериал — просто потрясение! Представь: отец семейства, Уильям Доррит, двадцать лет торчит в долговой тюрьме, такой слабак и вечный мечтатель. А вокруг него — эта адская карусель из гордыни, бедности и надежд. Но главное — его младшенькая, Эми. Родилась за решёткой, выросла среди серых стен, а всё равно — светится, как фонарик в тумане. То она вкалывает за гроши, стирая руки в кровь, то