Филип Ликок

Эвелин Хартли, помощница в мрачной библиотеке у площади Рассел-сквер, сортирует подшивки газет 1920-х. В разорванном переплете «Истории британской медицины» находит конверт с выцветшими письмами, адресованными некой Кларе. «Они снова пытались ввести сыворотку… пациентка не выдержала», — читает она, пальцы пачкаются в синих чернилах. В тот же день за ней по пятам идет мужчина в коричневом тренче — Томас Грейвз, репортер «Evening Standard», ищущий связь между исчезновением медсестры из Бартса и
Вот, представляешь, жил себе спокойно этот Уолт — инженер-ракетчик, умница, наверное, в очках и с кучей формул в голове. А тут на тебе: пацаны с Западной улицы, гопота местная, решили его как мешок картошки потрепать. Просто так, для прикола! Ну, понимаешь, скучно им, вот и нашли «развлечение» — взрослому мужику морду набекрень вынести. Сердце кровью обливается, когда подумаешь — человек космос покоряет, а тут его в подворотне как щенка пинают. И ведь не отряхнулся и пошел дальше. Нет, дружище,
Представь себе: 1943-й, туманная Англия, где даже воздух пропитан порохом и страхом. Где-то там, среди низких туч, воют моторы «Б-17» — эти железные птицы, что каждый день ныряют в самое пекло. А в одной из них — парень, обычный, как ты да я, только с руками, что не дрожат на штурвале... ну, почти не дрожат. Знаешь, когда читаешь про таких, кажется, будто они из стали отлиты. Ан нет — тот же мандраж перед вылетом: сердце в сапогах, сигарета прилипает к губам, а в ушах уже звенит зениток