Константин Давыдкин

В цехах уральского завода, затянутых сизым дымом паяльных ламп, Сергей Ковалев щупает обожженными пальцами скол на бронеплите. «Опять брак в третьей партии», — бормочет он, смахивая окалину со схем Т-34. Напротив, Анна Семенова, в промасленном комбинезоне, разбирает неисправный дизель: «Твой брак — полбеды. Вчера с конвейера три корпуса сняли — трещины, как паутина». В раздевалке, грея руки над
Иван приезжает в деревню Горелово после смерти бабушки, разбирает вещи в покосившемся доме с облупленными обоями. В сундуке под кроватью находит пачку писем 1943 года, перевязанных шпагатом, и потёртую фотографию молодого мужчины в гимнастёрке. Соседка Лидия, зашедшая с банкой солёных груздей, тычет в снимок корявым пальцем: «Петр Семёныч, твой дед. Каждый вечер у печки сидел, в окно на опушку
Знаешь, когда смотришь кино про ту войну, иногда кажется, что все эти винтовки и автоматы — просто музейные экспонаты. Ан нет! В этом доке они прям оживают, как герои второго плана, о которых все забыли. Лично у меня мурашки побежали, когда показали, как обычный парень с завода за пару часов собирал ППШ буквально из того, что под рукой — вот это ведь мастерство, да? Без всяких чертежей, на чистой