Fajar Bustomi

Буя копался в старом комоде на чердаке, когда нашёл потёртую коробку с письмами на голландском. Рядом валялась фотография мужчины в военной форме — лицо наполовину сожжено. «Это твой дед, — сказала бабушка Амина, поправляя платок, — он не вернулся с плантаций в 1947-м». Вместо уроков Буя таскал мешки с рисом на рынок Пасаранги, где Раден, его друг с татуировкой дракона на плече, шептал: «Слухи о золоте в реке Чикадири — не бред. Старик Сурья видел ящики с печатью колониальной полиции». Ночью
Глен Анггар, худощавый парень в очках с треснувшей дужкой, копался в коробке старых радиодеталей на рынке Пасар-Сени. Его соседка Риа, таскающая за собой повсюду рюкзак с вышитыми драконами, нашла в груде хлама потёртый дневник на голландском языке. *«Смотри, тут про подземные тоннели под старым вокзалом… Там, где сейчас лавка с сото-бетутом стоит»*, — тыкала она пальцем в карту 1930-х годов. Глен молча вытер пот со лба, достал из кармана чековую книжку с отслоившимся уголком — расплатился за
Дилан, парень лет двадцати, копался в сарае за домом бабушки на окраине Джакарты, когда наткнулся на коробку с потрескавшимися кассетами. Внутри лежал старый магнитофон «Sanyo» с оторванной крышкой отсека батарей. На одной из кассет фиолетовым маркером было выведено: «М.1985». После ремонта проводков он вставил кассету — из динамиков полился женский смех, прерываемый шумом дождя. «Ты помнишь, как мы бежали через плантацию гвоздик?» — сказал голос, а потом добавил что-то на сунданском языке.