Джорджо Капитани

Лия Каллас, в потёртом фартуке, разгружала коробки с сардинами на неаполитанском рынке Пиньясекка. Рыба пахла солью и водорослями, а пыль с мостовой смешивалась с запахом эспрессо из соседней лавки. К ней подошёл Марко Онассис в костюме, который явно стоил больше, чем её месячная выручка. «Ваш брат задолжал мне двадцать тысяч евро, — сказал он, разглядывая прилавок. — Выплатите до пятницы, или я заберу лодку». Лия вытерла руки об ткань с выцветшими цветами: «Лодка сгнила ещё до ваших долгов».
Миконос, 1957. Мария, в потёртом платье с выцветшими розами, толкает велосипед с корзиной лимонов по пыльной дороге. Ари, в смокинге, залитом коньяком, спотыкается о камень, роняет сигару. «Ты уронил больше, чем дым», — хрипит она, поднимая пепел пальцами. Он смеётся, вытирает лоб платком с монограммой «Ω»: «Кофе в порту — или ты боишься моего яхтенного баркаса?» Она садится, не отряхивая песок с юбки, достаёт из сумочки мятую фотографию сестры — та же яхта на заднем плане. Париж, 1961. В
Марчелло, худощавый неаполитанец с привычкой теребить цепочку от часов, получает от Дона Риккардо конверт с фотографией информатора — пожилого мужчины в очках, торгующего газетами у вокзала. «Он знает про грузы из Марселя, — шепчет Риккардо, поправляя шляпу. — Убери его до рассвета». Марчелло молчит, сжимая конверт так, что костяшки белеют. Дома, в квартире с облупившимися обоями, Лючия гладит его рубашку утюгом с треснувшей ручкой. «Опять? — она бросает утюг, когда он говорит собрать чемодан.
Знаешь, есть такие вещи — будто застывшие кусочки времени. Вот смотришь на радио, покрытое пылью времен дедушкиных посиделок, или на компас, который давно забыл, где север... А этот оловянный солдатик? Ржавый, с отбитой саблей — наверняка он участвовал в эпических баталиях на старом ковре. Или карильон, застрявший на одной ноте, словно кто-то замер в середине признания. Иногда кажется, будто они нарочно молчат. Прячут внутри целые жизни, обрывки смеха, крики, шепот «осторожно». Как будто знают
Знаешь, я тут на днях пересмотрел одну историю, которая меня буквально приковала к дивану. Речь о той самой женщине, которую называют покровительницей безнадёжных дел — да-да, про Риту из Кашии. Честно, раньше я думал, что все эти жития святых — скучная обязаловка для воскресной школы. Но тут... что-то щёлкнуло. Представь: обычная жена, мать, а потом бац — война уносит мужа, дети гибнут от чумы. И вместо того, чтобы сломаться, она уходит в монастырь? Меня до сих пор мурашки по коже от этой
Вот, представь: команда итальянских пожарных, которые обычно тушат дома да леса, вдруг попадают под начало какого-то американского спеца, который явно пересмотрел боевиков. Этот тип — тот ещё псих! — берет и заявляет: «А давайте-ка взорвем нефтяную скважину нитроглицерином!» Ну ты понял, да? Это как пытаться задуть костёр динамитом. Серьёзно, у меня бы глаза на лоб полезли, если б мой босс такое предложил. Но нет, они ж герои — каски надеть, переглянуться и… поехали! Взрывы, огонь, летящие
Знаешь, иногда натыкаешься на старые фильмы — и вроде бы графика там нулевая, а цепляет так, что потом неделю в голове крутится. Вот как тот самый про море, завтрак и странноватых героев. Смотрел его случайно, дождливым вечером, когда даже кофе казался пресным. А потом — бац! — с первых кадров как будто волной накрыло: эти пересохшие губы, шелест песка и взгляд, от которого мурашки по спине. Честно, сначала думал: «Ну и сюр… Куда это меня занесло?» Но к середине уже сидел, вцепившись в подушку,
Знаешь, есть такой старый фильм — три истории в одном, как коробка конфет с сюрпризом. В первой — классика жанра: хитрый пройдоха Элиа подрабатывает официантом на званом ужине. И тут выясняется, что хозяин дома с женой буквально готовы друг друга придушить. Ну и наш герой, конечно, не упускает шанса подсуетиться: "За скромную плату решу ваши супружеские проблемы, месье!" Интересно, он там реально помирил их или просто бабла срубил? Хотел бы я посмотреть на эту комедию ошибок... А
Знаешь, иногда попадаются такие моменты в кино, которые будто вырывают страницу из твоего собственного детства. Вот смотришь — а там такие простые вещи: потрескивание тоста на сковородке, липкое варенье на краю тарелки, этот смешной спор из-за последнего куска хлеба… И вдруг ловишь себя на мысли, что уже двадцать минут сидишь с глупой улыбкой, хотя вроде ничего особенного и не происходит. Странно, правда? Казалось бы — обычные бытовые сцены, а пробирает до мурашек. То ли дело в этом теплом