Жаклин подметает пол в городской библиотеке, когда замечает потрепанный дневник между стеллажами с детективами. На обложке — выцветшая наклейка с логотипом закрытой фабрики на окраине. Внутри записи 1987 года: *«Эллис не вернулся со смены. В цеху №3 снова слышали стуки»*. Джилли в это время разгружает коробки с замороженным картофелем в «Бобровой закусочной», спорит с шефом из-за сломанной
Соён, старшеклассница из района Каннам, заметила странное после урока химии. Пальчик, порезанный о разбитую колбу, зажил за секунды, оставив лишь каплю крови на форме. «Ты в порядке?» — Минхо, парень с третьей парты, протянул ей платок, пока учитель ругал кого-то за опрокинутые реактивы. Они молча вытерли пол, но вечером у входа в метро «Апкучжон» он спросил напрямую: «Твоя рука… это нормально?»
Энни, медсестра с пятилетним стажем в больнице Св. Луки, каждое утро начинала с перекура у подъезда своего кирпичного дома на Оук-стрит. Её сын Джейкоб, 14 лет, вечно забывал спортивную форму для футбола, а восьмилетняя Лили требовала блинчики с кленовым сиропом, даже если на часах 6:45. "Мама, мистер Брайант опять звонил — я опоздала на собрание по летней школе", — бросила Энни в
Айра, в потёртой фланелевой рубашке, тащит сети с крабами к хижине на скалах. Её брат Джет, в резиновых сапогах по колено, ругается с менеджером строительной компании по рации: «Вы хоть знаете, сколько здесь водорослей на квадратный метр? Бетоном всё зальёте — рыба сдохнет через месяц». Их отец, Томас, чинит генератор на дизеле, бурча про «этих городских крыс, которые даже приливный график
Тан, курьер в потёртой кепке и с рюкзаком, заклеенным скотчем, каждый день объезжает узкие переулки за рынком Чатучак. Его велосипед, перекрашенный в синий из ржавого зелёного, скрипит на поворотах. Утром он заезжает в кафе «Лотос», где Мэй, девушка с татуировкой дракона на запястье, передаёт ему термос с кофе: *«Без сахара, да? Иначе опять задремлешь на мосту»*. Днём Тан маневрирует между
В Барселоне Кармен, 34 года, перебирает ящики с апельсинами на рынке Бокерия. Запах перезрелых фруктов смешивается с дымом от жаровни соседнего лотка. "¿Están dulces hoy?" — спрашивает пожилая клиентка, тыча в груду мандаринов. "Como la infancia, señora", — бросает Кармен, замечая под ящиком пожелтевший конверт с маркой Панамы 1978 года. Внутри — фото мужчины в военной форме,
Лиам, в рваной кожаной куртке и с потухшей сигаретой за ухом, приезжает в Хартсвилл — городок, где бензоколонка до сих пор принимает чеки с печатью 90-х. Он заваливается в закусочную *Ржавый колокол*, натыкается на Эмили, которая моет кружки с треснувшим дном. «Ты ж десять лет даже открытку не кинул», — бросает она, не отрываясь от раковины. В углу сидит Джейкоб, их школьный друг, теперь местный
Лиза, 27 лет, в синем плаще с оторванной пуговицей, каждое утро протирает пыль с витрины книжного магазина *«Скрипт»* в 10-м округе Парижа. В кармане — смятая открытка от неизвестного отца, найденная в старом томе Бодлера. Рядом, в кафе *«Лулу»*, её сосед Антуан, инженер-гидролог, рисует схему очистки канала Сен-Мартен на салфетке, поправляя очки ладонью. «Ты опять не спала? — бросает он, замечая
В Элисондо, затерянном в баскских горах, инспектор Амайя Саласар копается в архивах местного полицейского участка. Ее пальцы скользят по потрепанной папке с фотографиями жертв — все женщины, на шеях следы веревки, на груди вырезан символ *тартальо*. «Они думали, это ритуал?» — бормочет она, находя в кармане последней жертвы клочок газеты с адресом заброшенного *касерьо*. Там, под половицами, она
Элайджа, чернокожий раб с плантации под Гринвиллем, каждое утро слышал скрип ржавого колокола над бараком — сигнал к работе. Его дочь Лила, 12 лет, прятала под половицей обрывок газеты с картой Севера, которую украла у надсмотрщика. «Пап, мы когда-нибудь дойдем до этой реки?» — шептала она, пока они копали траншеи для орошения. Элайджа, вытирая пот рукавом рваной рубахи, кивал: «До Огайо дойдем,
Лиза, 28 лет, в рваных садовых перчатках, копается в грядке с капустой. Её сводный брат Том, 19, сидит на покосившейся табуретке у теплицы, скрещивает ноги в потёртых кедсах. "Ты даже компост неправильно замешала", — бросает он, кидая в её сторону ком земли. Она не отвлекается: "Спросил бы, как папа делал, если бы не проспал его похороны". Дом — жёлтый бунгало с отслоившейся
Лиам, механик из заброшенного гаража на окраине Калгари, чинил старый пикап, когда Эмили, его сестра-медсестра, ворвалась с пачкой счетов за электричество. «Снова отключили. Через три дня, — бросила она, разглядывая трещину на экране своего телефона. — В больнице сказали, что палату №4 закрывают. Я теряю смены». Лиам вытер руки тряпкой, пахнущей бензином: «Достану денег. У Джейка на складе грузят
