Александр Барков приезжает в родной городок под Воронежем после дембеля. Отец, Николай, лежит с инсультом в квартире с облезлыми обоями. «Серёга и его братва сожрали всё… Завод, гараж…» — хрипит он, показывая на долговые расписки. На кухне — пустые бутылки из-под дешёвого портвейна, за окном ржавеют станки заброшенного цеха. В магазине у Лиды, сестры Саши, бандит Вадим требует «долю»: «До
Артём Григорьев, судья из Зареченска, каждое утро пил кофе из треснувшей кружки с надписью «Лучшему юристу-2001», пока разбирал дела в здании суда, где штукатурка осыпалась от ударов батареи. Его кабинет пахло плесенью и старыми папками, а на столе лежало дело о незаконной вырубке леса — фигурантом был Виктор Лозовский, местный предприниматель в кожаном пальто, чьи грузовики с соснами регулярно
Светлана перетирала банки с солеными огурцами на кухне хрущевки, пока Галина Петровна, свекровь, стояла в дверном проеме, закатав рукава клетчатой домашней кофты. «Ты что, в рассоле лаврушку забыла? — цыкнула та, постукивая ногтем по стеклу. — У Андрюхи с прошлого лета живот бурлил из-за твоей экономии». Света, вытирая руки о фартук с выцветшими ромашками, пробормотала: «Я в интернете читала,
Дмитрий Сазонов, менеджер из Москвы, привозит 14-летнюю дочь Аню в сибирскую деревню к отцу Николаю после смерти жены. Старый дом с прогнившими половицами, запах дедовой махорки смешивается с дымом печки. Дмитрий, в городских кроссовках, пытается забить гвоздь в покосившееся крыльцо. Николай, не глядя, бросает: «Дерево сырое, трещит. Бери топор — обтешем». Аня сидит на скрипучей лавке, листает
Антон с сестрой Лизой приехали в деревню Горелово под Новосибирском — наследство от деда, который сгорел в собственном доме при странных обстоятельствах. Двухэтажная изба с прогнившими полами, печкой-голландкой и запахом гари. «Смотри, в углу икона почернела», — Лиза провела пальцем по лику Богородицы, оставляя след на слое копоти. На третий день к ним зашёл сосед Николай Петрович в ватнике с
Петербург, осень. Александр Шилов, бывший офицер с шрамом через левую бровь, закуривает «Беломор» у подъезда хрущёвки на Кузнецовской. В кармане — потёртый блокнот с именами: *«Михалыч, склад №4, 20:00. Деньги — 50к, условия — до первой крови»*. Вечером в порту, под вой ветра, он сталкивается с толстым человеком в кожаном пальто. Тот швыряет на землю пачку рублей: *«Если выживешь — доплачу. Там
В сибирской деревне Глухово двенадцатилетний Антон из местного детдома натыкается на полузасыпанную икону возле развалившейся часовни. Рука у фигуры на доске отломана, краска слезла, но глаза — синие, как ледянка. "Чё, святым стал?" — хрипит Гришка, друг из старшей группы, когда Антон прячет находку под кроватью. Ночью мальчишка просыпается от скрипа — тень с крылом вместо руки ползет
Анна, в платье с выцветшими розами, каждое утро ставила самовар, пока Николай чинил развалившийся забор. «Сколько можно латать эти дыры? — бросала она, завязывая фартук поверх старого свитера. — В школе опять за квартиру просят, а у нас…» Николай молча стучал молотком, гвозди падали в подмерзшую грязь. Вечером, когда в печке трещал последний уголь, он рылся в ящике с инструментами, вытаскивал
В провинциальном городке под Екатеринбургом, на улице с облупившимися фасадами хрущёвок, 16-летний Игорь Михеев находит в подвале бабушкиного дома старый дневник с водяными пятнами. На странице от 12 октября 1978 года записано: *«Сегодня видел, как отец вынес из сарая свёрток… Кричал, чтобы я не подходил»*. Игорь показывает дневник соседке Анне, которая чинит на кухне радиоприёмник. «Тут про
Лиза, девушка из московского района Бирюлёво, в пятницу вечером разгружала коробки с сиропами в подсобке кафе «Светлячок». За дверью послышался акцент: «У вас есть *шаурма* без майонеза?» — спросил парень в потёртой куртке с выцветшим принтом Карпат. Артём, электрик из Ивано-Франковска, два месяца назад устроился на стройку у метро «Тёплый Стан». Лиза, вытирая руки о фартук, бросила: «У нас
Марьяна, 23 года, снимает угол в хрущевке на окраине Питера. Каждое утро — перекур на балконе с соседкой Аллой, пока кипит чайник. «Опять эти сопливые троллейбусы», — бурчит она, заворачиваясь в потертый плед с оленями. Днем — курсы японского в бизнес-центре «Ладога», где преподает замкнутый аспирант Кирилл. «Идиома «самурай без меча» — не про отсутствие, а про выбор», — поправляет он, пряча
Антон шагает по обледенелой тротуаре мимо полуразрушенного магазина «Рассвет», сжимая в кармане ключи от родительской квартиры. В прихожей пахнет жареной картошкой и затхлостью — мать, Людмила Семёновна, в застиранном фартуке молча ставит на стол тарелку с щами. «Ты ж мороженое раньше тут прятал, помнишь?» — бросает она, вытирая ладонью крошки со скатерти в цветочек. Антон вертит в руках солонку
