В Мехико 1940-х Мария Феликс, в соломенной шляпе и платье с синими орхидеями по подолу, толкает тележку с герберами мимо лотков, где жарят *эльотес*. Кармела, её сестра в потёртом фартуке, шепчет: «Скажешь папе, что я ночью уходила?» — «Только если ты перестанешь воровать у него сигареты», — бросает Мария, поправляя конверт с деньгами под горшками с геранью. Через час Лусио, мальчишка с рынка,
Эван Картер, детектив из Ванкувера, сидел в кофейне «Молотый каштан», разбирая записи по делу об исчезновении студентки Эмили Ренар. На столе — фото с места происшествия: разбитый телефон возле мусорных баков в районе Гастауна, следы шин от грузовика неизвестной модели. Лиана Моро, его напарница, щелкала жвачкой, листая отчеты камер наблюдения. *«Тут пробел в 23:45 — камера на углу сломана.
Лив, студентка-археолог, вернулась в родной Лёренскуг после смерти бабушки. Пока разбирала вещи на чердаке, нашла письмо 1942 года с упоминанием "ледяного зеркала" под церковью Св. Олафа. В местном кафе «Fjellstua» официантка Ида, куря на заднем дворе, бросила небрежно: "Старый Бьорн из лесничества два дня назад сгинул — говорил, видел огни над озером Мьёса". Лив отправилась к
Эмбер сидит на кухне с синей кружкой какао, пока её мать Сара раскладывает счета. Отец, Майк, звонит из Калифорнии, спрашивает про школьный проект с роботами. "Ты бы видел, как я перепаяла провода — всё дымилось!" — смеётся Эмбер, но пальцы сжимают телефон, когда он вспоминает пропущенный день рождения. После уроков в школе Спрингфилда она забирает фиолетовый рюкзак с наклейкой
Этьен, мясник с кривыми пальцами от постоянной разделки туш, заметил следы сапог на грязном берегу возле Сен-Клера. Его сестра Люсиль, которая держала в деревне единную аптеку, нашла в корзине с бинтами записку на немецком — чернила расплылись от дождя. «*Они уже здесь*», — прошептала она, сжимая обрывок, пока Этьен рубил свиные окорока. В порту Гавра подросток Марсель, чинивший сети с дедом,
Лена разбирала коробки в углу гостиной, когда из потрёпанного альбома выскользнул конверт с надписью «Для детей» — почерк матери, пропавшей три года назад. Ржавый ключ внутри звякнул о пол, пока её брат Феликс, потягивая пиво у окна с отслоившейся краской, бросил: «Опять её игры. Помнишь, как в тот день пахло краской? Она красила балкон, а потом...» На вокзале Zoo среди объявлений о пропавших
Арман, водитель раздолбанного Икаруса на алматинском маршруте №12, каждое утро начинал с пинка по спущенному колесу. «Опять эти шартангы!» — бормотал он, затягивая ремень с жеваной пряжкой, пока в салоне воровали лампочки пассажиры. Гаухар, его жена, в это время выкладывала на прилавке рынка «Жетысу» кассеты с индийскими фильмами и турецкие джинсы, прикрывая их сверху ковром от милиции. «Бiр
Элишка задерживалась в костюмерной театра «У Золотого льва», перешивая треснувший рукав на бархатном жакете XVIII века. За окном моросил дождь, а на столе рядом валялись обрывки ниток, пачка сигарет «Start» и остывший кофе с корицей. Томаш, звукорежиссер, заглянул в дверь: «Опять одна? Марек грозится выгнать всех, если к завтра не дособирают свет». Она не подняла головы: «Скажи ему, что без этих
Олег затянул кожаный ремень на рукояти топора, прикидывая вес. В кузнице пахло углем и потом — весь день чинил сломанный плуг для старосты. Игорь, с сетью через плечо, шагнул в дверной проем: «Волки опять у стада, петли проверим?» За спиной у него болтался пустой берестяной кошель — рыба ушла на глубину, не поймал ничего. Любава, замешивая тесто на глиняном столе, крикнула через окно: «Соль
Элиф, горничная с потёртым блокнотом в кармане, обнаружила медный ключ с гравировкой «1919» под ковром в номере 310. Арда, в помятой рубашке и с кружкой остывшего кофе, скривился: «Опять гости теряют хлам?» — но замолчал, разглядывая трещину на рукоятке. Они спустились в подвал, где пахло сыростью и анисовым чаем, нашли запертый сундук с письмами на османском. В углу валялась сломанная кукла в
Айгуль, 27 лет, до рассвета разбирала войлочную юрту в казахской степи под Астраханью. Отец, Ержан, с хриплым кашлем привязывал к старому «Уазу» клетку с беркутом: «Собаки опять овец растащили. Ищем к утру». Младшая сестра Жанар, обмотав шаль с выцветшими розами, пересчитывала вёдра с кумысом — одно треснуло, молоко сочилось в песок. Ветер гнал пыль с высохшего озера Баскунчак, смешивая с запахом
Риккардо, парень в потрёпанной кожаной куртке, каждое утро разгружал ящики с артишоками на рынке Кампо-де-Фьори. Его соседка, старуха Марчелла, шептала ему про крыс, которые "ночами в канализационных люках орут, как черти на исповеди". Через неделю исчезли голуби с Пьяцца-Навона — даже те, что вечно клевали крошки у фонтана Четырёх рек. В кафе «Габриэлли» Лука, бармен с татуировкой Девы
