Лида, затягиваясь «Беломором» у открытого окна общежития в Угличе, заметила Артема — нового электрика с перебинтованной рукой. Он чинил фонарь во дворе, роняя отвертку и матерился сквозь зубы: «Черт, опять контакт отходит». Она спустилась, протянула изоленту с потрескавшейся катушки — та валялась в кармане ее ветровки с прошлой недели, когда чинила утюг. «Шарф вяжешь?» — кивнул он на клубок в ее
Лиам, механик из автомастерской на окраине Бирмингема, обнаружил в багажнике разбитой Toyota Corolla 1998 года свёрток с письмами на валлийском языке. В тот же вечер Эмили, его сестра, сидя за столом в крохотной кухне с отслоившимися обоями, переводила одно из писем: *«…если шахты завалят, никто не узнает о детях»*. На следующий день она пробиралась в муниципальный архив, пряча под плащом старую
Луана, пятнадцатилетняя девчонка из фавелы Видигал, каждое утро тащила корзину с бельем в прачечную на углу, где стены покрывали треснувшие граффити с орнаментами, напоминающими африканские символы. Однажды, вывешивая мокрую футболку брата, она заметила, что линии на рисунке под солнцем слегка переливаются. "Тиаго, иди сюда! – крикнула она соседу, который пинал мяч у ларька с жареной
Сергей Малышев, водитель старого Ford Focus с потёртым рулем и треснувшим диспетчерским радаром, каждое утро начинал с кофе из термоса и перебранок с диспетчером. В пятницу, развозя пассажиров по промозглому Екатеринбургу, он подобрал студентку Аню — та оставила на заднем сиденье холщовую сумку с вышивкой «Урал». «Общага на Малышева, 12, — бросила она, расплачиваясь мелочью. — Завтрак брату
Кирилл, 29-летний программист из Новосибирска, каждое утро завтракает в кафе «Бублик» на Красном проспекте, заказывая кофе с сигаретой «Ява». Его мать, Людмила Петровна, звонит ему в среду, пока он пытается чинить протекающий кран в хрущевке: «Киря, тебе уже тридцать, а ты даже кота не завел. Твой отец в твои годы два завода строил!» В пятницу, после увольнения с работы, он пьянеет в баре
В хрущёвке на Ленинградском проспекте Олег, младший менеджер автосалона, спрятал обручальное кольцо в банку с солёными огурцами, пока его девушка Лиза, парикмахер из «Стрижки №5», мыла полы в прихожей. Её мать, Галина Петровна, каждое утро звонила из Тулы, чтобы напомнить: «Лизка, ты ему суп сварила? Мужчина без горячего — как таракан без усов». Отец Олега, Николай Семёнович, в это время чинил
Анна замечает трещину на экране телефона, когда листает сообщения от сестры из Твери. «Опять дождь», — бормочет она, протирая тряпкой стойку в районной библиотеке. За окном маршрутка №47 брызгает грязью на разбитый асфальт. Вечером, пока гречневая каша остывает на плите, звонит Максим: «Давай завтра в «Советском»? Кофе хоть посредственный, но оладьи тёти Гали как у бабушки». Он не говорит, что
Анна в белом халате третью неделю подряд меняет капельницы в городской больнице Екатеринбурга. Запах антисептика въелся в кожу, а в кармане — чек за коммуналку, которую она не может оплатить из-за долгов брата. Максим, водитель грузовика, приезжает поздно, пахнет соляркой: «Квартиру продаем, и все. Папину мастерскую под офисы сдадим». Анна разбивает треснувшую чашку с ромашками — подарок отца.
В старом доме под Казанью, где пахло затхлой штукатуркой и ладаном, Лиза копалаcь в бабушкином комоде. Под стопкой выцветших платков нащупала конверт с выцвевшими марками «СССР». Внутри — фотография молодой женщины в фартуке медсестры и письмо на татарском: «Родимый, прости, что не сказала про ребенка…» За дверью скрипнула половица — это Макс, младший брат, тащил ведро с углем для печки. «Смотри,
Антон, электрик с облупившимся ключом «Ленэнерго» на брелоке, каждый вечер натыкался на Лиду в подъезде хрущевки на проспекте Науки. Она тащила мольберт на пятый этаж, задевая углом треснувший кафель. «Опять счетчик моргает?» — спросил он, указывая на ее дверь, откуда пахло скипидаром и тушеной капустой. «Холодильник вырубается», — буркнула Лида, роняя тюбик умбры. На следующий день он перепаял
Анна Крутовская, вернувшись в родной город под Воронежем после смерти матери, обнаруживает в старом комоме писем от неизвестного «С.Л.». В разговоре с соседкой Марфой Петровной, поливающей герань на кухне хрущёвки, та бросает: «Твоя мама каждое воскресенье лилии на кладбище носила — не свои же с огорода рвала?» В мастерской брата Дмитрия, где пахнет олифой и металлом, Анна находит ключ от
Эмир, худощавый парень в потертой кожаной куртке, каждое утро разгружал ящики с рахат-лукумом в крошечной лавке возле Галатского моста. Его сестра Лейла, в очках с толстыми линзами, торопилась на лекции в университет Мармара, попутно снимая на пленочный фотоаппарат трещины в стенах византийских цистерн. "Почему не выбрала нормальную камеру?" — ворчал Эмир, вытирая руки о фартук.
