Анна, библиотекарь с облупившимся лаком на ногтях, каждый вечер гладила рубашки Михаилу — водителю междугороднего автобуса. Их дом на окраине Ворсмы пах ладаном от бабушкиной иконы в углу, а в холодильнике вечно залеживался творог в эмалированной кастрюле. *«Сколько можно на «Жигули» копить? У Васи со второго этажа уже девяностопятая «Тойота»»,* — бросил Михаил, разбивая яйцо на сковороду с
Лиза, 27 лет, в фартуке с пятном от свёклы, месит тесто в подсобке кафе «Рассвет» на окраине Перми. За стеной — гул голосов: дальнобойщики спорят о ценах на солярку, старушка Мария Степановна, как всегда, заказывает «щи, как при Союзе». Хлопает дверь — заходит Семён, водитель с облезлой татуировкой орла на шее: *«Лизарь, борщ сегодня кислый. Опять экономишь на лаврушке?»* Она молча поправляет
Артём Спиридонов, следователь с облупленной краской на дверце «Лады», копошится в бумагах на кухне хрущёвки. В кармане – смятая фотография Кати Бережной, первокурсницы филфака, найденной в лесопарке с переломанными пальцами. Лика Волкова, его напарница, тычет в монитор: «Смотри, звонки с таксофона у общаги на Васильевском. Три раза за ночь до убийства». Артём глотает холодный чай из треснувшей
В гримёрке пахнет жжёной помадой и конфетами — Алиса, 9 лет из Новосибирска, дрожит в платье с блёстками, пока мама поправляет ей сползающий бант. На сцене слепых прослушиваний Пелагея, закусив губу, крутит карандаш в руках, а Дима Билан щёлкает ручкой с логотипом шоу. Алиса начинает «Кукушку» Цоя фальцетом: «Пелагея, блин, давай же поворачивайся!» — шепчет оператор за кулисами. Стул наконец
В Минске, в общаге на улице Октябрьской, студент-медик Кирилл Лопатин находит в подвале старую тетрадь с печатью военного госпиталя 1944 года. Между страницами — конверт с фотографией женщины в платье с кружевным воротником и обрывком письма: *«Если прочитаешь это, договор в силе. Выбирай: кто-то умрёт к рассвету, или твоя сестра не доживёт до зимы»*. На следующий день его соседка Алёна,
Эраст Фандорин, щуплый чиновник с торопливой речью, копошится в бумагах в полицейском участке на Пречистенке. На столе — доносы, пропахшие махоркой, и полусъеденный калач. Внезапно привозят труп студента с голубой меткой на запястье — стилизованная буква «А». Горничная Лиза, в платье с выцветшими розами, шепчет Фандорину на лестнице: «Он вчера в трактире «Якорь» кричал, что боги сгорят». Эраст
Лида, учительница математики из пригорода Нижнего Новгорода, каждый день после уроков заходила в столовую «Рассвет», где брала компот и котлету с гречкой. Там она впервые столкнулась с Сергеем, инженером в замасленной куртке, который приехал ремонтировать обветшавший мост через Оку. Он, разглядывая схему на планшете, попросил у нее салфетку, испачканную в чернилах от ручки: *«У вас хоть линейка
В старом парижском кабаке «Кривой кинжал» Анри де Ля Фер, потягивая вино из поцарапанного кубка, услышал шепот за своим столом. Трактирщик Жан-Пьер сунул ему обрывок пергамента с выжженными буквами: «Карта у мясника на Рю-де-Фер». Шарль д’Артаньян-младший, чистя клинок у камина, хрипло рассмеялся: «Опять в подвалы лазить? У меня новый камзол — испачкается». Вместе с Полем дю Валлоном,
Марина, 21 год, с веснушками и вечно спутанными волосами, жила в общаге на Васильевском. Училась на журфаке, по вечерам подрабатывала в «Бублике» — кафешке с липкими столиками и вечно ворчливым бариста Геной. Дима, староста её потока, в чёрной худи и с гитарой за плечом, ввалился к ней в комнату как-то после пары: «Прикинь, Алиса с экономического опять шлет мне стихи в ВК. Притворишься моей
Костя с утра зашлёпывает кроссовки по полу бердской хрущёвки, пока Борис, отец, раскладывает бинты на кухонном столе. «Опять прогулял алгебру? — хрипит он, затягиваясь «Беломором». — Тебе драться или двойки исправлять?» В спортзале завода «Вега» запах пота смешивается с машинным маслом — подросток бьёт по груше, сшитой из старых ремней. Валентина, мать, гладит школьную форму и шепчет сестре:
Алексей, водитель «Лады» с потёртым рулем, подбирает на улице Васю, семилетнего мальчика в синтепоновой куртке с оторванным пуговицами. «Мне папу найти надо, он тут в гостинице живет, на фотке», — тычет ребёнок в потрёпанный снимок мужчины у «Астории». Алексей ворчит: «Ну и как искать, если номер не знаешь?», но везёт Васю по адресам — каток «Снежинка», гаражный кооператив за Обводным каналом,
Агафья, бабка в выцветшем платке, замесила тесто из остатков муки — на дне мешка крошки, яйцо одолжила у соседки Марфы. «Слепила, испекла, на окошко остудить поставила», — бормочет, протирая лавку тряпкой. Колобок, треснувший сбоку от жара печи, свалился в лужу у крыльца, пока Семён, дед, чинил проржавевший забор. «Эй, круглый, куда прешь?» — крикнул он, но колобок уже катился через грязь, мимо