Эйлюль, студентка из района Фатих, разбирая вещи на пыльном чердаке бабушкиной квартиры, натыкается на деревянный сундук с отколотой ножкой. Внутри — связка писем 1943 года, адресованных некой Сельме Халиль, и потёртый дневник с рисунками маков. Запах ладана смешивается с затхлостью старых газет. «*Кто плакал над этими строчками?*» — думает она, разворачивая конверт с выцветшими чернилами. В
Эмир, детектив из Стамбула с привычкой щелкать чётки во время размышлений, находит в переулке Бейоглу тело мужчины в порванном пиджаке. Рядом — разбитый глиняный кувшин и обрывок квитанции с печатью закрытого кинотеатра «Истикляль». Его напарница Лейла, бывшая медсестра, замечает на запястье жертвы следы инъекций: «Это не наркотики. Кто-то вводил ему что-то… системно. Как в больнице». Эмир
Элиф, в бежевом пальто от Burberry, роняет ключи от Porsche возле мастерской в Касымпаше. Мурат, в замасленной куртке, поднимает их, тыча пальцем в брелок с гравировкой «E.K.»: «Ваши побрякушки путаются под ногами, ханым». Она хватает ключи, но замечает царапину на капоте — он, не глядя, бросает: «Завтра к десяти утра будет как новенький». На следующий день за виллой в Бешикташе, где Элиф пьёт
Эйлюль, худышка в выцветшей кофте, копается в архивах муниципалитета Бешикташа. Ее пальцы задевают пленку микрофильма — кадры демонстрации 1995 года, где женщина с ее родинкой над губой бросает камень в витрину банка. «Кем была Зейнеп Акар?» — спрашивает она старика-архивариуса, пока тот наливает чай в ребристые стаканы. Он кашляет: «Спроси у своего отца. Они в одном цеху работали». Дома, за
Эмир, худощавый парень в потёртой кожаной куртке, каждое утро чистил клетки с голубями на крыше пятиэтажки в квартале Ускюдар. Его младший брат, Джем, пропал месяц назад, оставив только записку с координатами заброшенной мечети у Босфора. «*Oku bunu, abi*» — бормотал Эмир, разглядывая смятый листок, пока голуби клевали крошки *симитов* с его ладони. В соседнем кафе «Халиль» официантка Айше, с
Эмир, худощавый парень в потёртой кожаной куртке, каждое утро заезжает за Лейлой на синем джипе 1987 года. Они едут через узкие улочки Бешикташа к старому дому её покойной бабушки, где под слоем пыли в дубовом комоде нашли пачку писем на османском. «*Şu dolabı tamamen boşaltmalıyız,* — бормочет Лейла, протирая лоб тыльной стороной ладони. — *Bak, burada bir harita var!*» В углу чердака она
Эмир просыпается в съёмной квартире на окраине Стамбула, где треснувший фасад соседствует с выцветшими рекламами ракы. В ящике комода, под стопкой постиранных рубашек, лежит конверт с неправильно подсчитанными лирами — чаевыми из подпольного казино в Бейоглу. "Три стола сегодня, Эмир-джан. И следи за тем греком в очках — в прошлый раз он метил фишки в рукав", — напоминает перед сменой
Эмир втирает пальцем сажевую метку на схеме фабрики, брошенной между чашками *салепа* и пачкой сигарет *Tekel 2000*. «Шеф сказал — вход через вентиляцию со стороны хаммама, — бормочет он, — но там решетка на болтах. Кто забыл проверить?» Лейла, перематывая изолентой рукоять пистолета, хмыкает: «Ты вчера ушел раньше, думая о рыжей из кафе *Simit Sarayı*. Решетку снимал Озан». За окном дешевой
Элиф и десятилетняя Зейнеп толкаются в переполненном стамбульском автобусе. Чемодан с отклеившейся наклейкой «Анкара» давит Зейнеп на колени. «Почему мы взяли только кота?» — шепчет она, гладя переноску. Мать прижимает к груди пакет с симитами, пахнущими маслом. «Тише, — бормочет Элиф, — у дяди Мехмета всё есть». За окном мелькают вывески на турецком и арабском, водитель кричит на подростка,
Эмир, 27 лет, таскает ящики с анчоусами на рыбном рынке в квартале Кумпкапы. Каждое утро он слышит крики торговцев: *"Свежий палтус, два лиры за кило!"*, пока чистит кальмаров для своего отца, Джевдета, у которого отказали почки. Дома, в квартире с облупленными обоями, мать Зейнеп стирает бинты в тазу с холодной водой. *"Опять селедку за копейки отдал?"* — хрипит Джевдет,
Лора Митчелл, медсестра с выцветшей татуировкой *"Semper Fi"* на запястье, возвращается в Техас после двух лет в зоне конфликта. Ее пятилетний сын Джош прячет игрушечный танк M1A1 за спиной, когда она пытается обнять его в аэропорту Эль-Пасо. "Ты пахнешь дымом", — бормочет он, уткнувшись в ее камуфляжную куртку. В трейлере на окраине Форт-Блисс мать Лоры, Марта, разогревает
Эмир и Дениз живут в Стамбуле, в квартире над кофейней, где по утрам пахнет жареными каштанами. Эмир — архитектор, вечно задерживается на стройке, возвращается с чертежами под мышкой и пятнами цемента на кроссовках. Дениз работает в рекламном агентстве, обходит офисы с презентациями, которые забывает в такси. "Опять опоздаешь на встречу, и я буду оправдываться перед клиентом?" — бросает