Элиф, двадцатитрехлетняя официантка из узкой улочки в Фатихе, каждое утро разгружала ящики с гранатовым соком перед открытием кафе "Şafak". Её клиент, Джем, сын владельца строительной компании, заказывал турецкий кофе и спрашивал: "Почему всегда в пятницу ты носишь этот синий платок?" — "Babamın tek hatırası," — отрезала она, пряча потертые края ткани. Когда Джем
Мехмет просыпается в пять утра, чтобы успеть на первую смену в порту. Его дочери, Элиф и Айше, спят в соседней комнате с раскрытым учебником по математике на полу — вчера Айше снова засыпала за задачами. «Папа, не забудь хлеб с маком из пекарни Хасана», — кричит Элиф, услышав скрип входной двери. Он кивает, поправляя потёртый шарф, и выходит на узкую улицу, где запах мокрого асфальта смешивается
Айла, пятнадцатилетняя школьница из пригорода Анкары, нашла на чердаке старого дома потрёпанный ковёр с вышитым орнаментом в виде полумесяца. Её младший брат Эмир, недовольно морщась от пыли, спросил: *«Зачем копаешься в хламе? Папа же запретил»*. В ответ Айла резко дёрнула край ткани — снизу выпал ключ с гравировкой *«Гёреме, 1943»*. На следующий день они тайком сели на автобус до Каппадокии,
Эмир, 19 лет, с утра ковырялся в двигателе самодельной ракеты, собранной из старых автомобильных запчастей в гараже на окраине Стамбула. Его сестра Лейла, 17, ворчала, разливая чай в треснутые стаканы: «Опять весь пол в масле — отец придет, устроит скандал». Вместо ответа он бросил ей схему с расчётами, где между цифрами мелькали детские рисунки Луны. Их сосед Хакан, инженер-неудачник, принёс
Асли, 19 лет, живет в стамбульском районе Кадыкёй, в квартире над семейной пекарней «Нарлы». Каждое утро она замешивает тесто, пока бабушка Зейнеп жарит симиты. «Опять мука в волосах?» — смеется Зейнеп, поправляя платок на голове внучки. В углу кухни — старый радиоприемник, из которого льются турецкие народные песни. По вечерам Асли тайком рисует эскизы платьев в блокноте с облезлой обложкой,
Эмир, 22 года, моет стойку в кафе *Simit Sarayı* на перекрестке улиц Истикляль и Невизаде. В кармане рваной джинсовой куртки — смятая записка от Лейлы: *"Вечером у причала Эминёню. Принеси те красные браслеты, что продавал слепой старик возле мечети"*. Он краем глаза следит за хозяином заведения, Хасаном, который щелкает четки и ворчит на официанток, разливая чай в тюльпановидные
В старом гнезде на крыше заброшенной мельницы под Сараево аистёнок Лука ковырял клювом потрёпанную карту. Его сестра Мира, чистя перья, бурчала: «Опять везешь этот хлам? Папа говорил — зимовку и так найдут по запаху дынь». Но Лука упрямо сворачивал бумагу в трубку: «Там нарисованы острова с рыбой-драконом. Проверим завтра у болот, или ты боишься цапель?» Утром, пока стая кружила над Неретвой, они
Эмир, худощавый парень в потертой куртке, копался в ящиках на чердаке своего дома в Балате, когда наткнулся на потрескавшийся компас с надписью *"Güneş battığı yerde"* — *"Там, где садится солнце"*. Внизу, на кухне, сестра Лейла громко спорила с дядей Муратом из-за долгов за электричество: *"Опять рыбу продавать будем вместо того, чтобы свет включить?"* На следующий
Эмир, в потёртой кожаной куртке, толкается в очереди у аптеки на улице Истикляль. За спиной старик в клетчатом шарфе кашляет в ладонь: «Метиформин кончился?» — «Три часа жду — только сироп от кашля», — бросает Эмир, переминаясь с ноги на ногу. В это время его жена Лейла, зацепив сумкой прилавок на рынке Кадыкёй, спорит с продавцом из-за цены на баклажаны: «35 лир? Вчера 28 брали!» Дома, в
Дениз, 16 лет, рыбачит с отцом Мехметом на причале Каракёя. В ржавой банке из-под консервов они копят монеты для ремонта моторной лодки. Однажды парень находит в ящике с снастями завернутый в газету «Хюрриет» браунинг — ствол пахнет машинным маслом и солью. «Кому ты собираешься стрелять?» — Дениз тычет пальцем в пятно ржавчины на рукоятке. Мехмет молча выхватывает пистолет, прячет за пояс: «Не
Эмир замечал, как пальцы Айше нервно сминают угол платка, пока она торгуется с риэлтором у старого колодца. «Тридцать лет отец поливал эти деревья водой из этого ведра, — бросает она, указывая на ржавую емкость, заросшую мхом. — Вы хотите, чтобы я превратила его в сувенир для туристов?» Ее брат Мехмет, в потрепанной кожаной куртке, молча курит у ограды, считая трещины на глиняных кувшинах.
Бахадыр, бывший военный с шрамом над бровью, возвращается в приморский городок после десяти лет службы. На рыбном рынке, где пахнет льдом и водорослями, он сталкивается с Ниха́н — журналисткой в поношенных кедах, которая ищет сестру. «Твой отец, Мурат-ага, продавал тут кальмаров. Помнишь, как он ругался с таможенниками?» — спрашивает она, перебирая старые записи в блокноте. Бахадыр молчит,