Письма на Рождество (2024)

Лайла, пятнадцать лет, копается в коробках с пожертвованиями в подвале городской библиотеки. Случайно высыпает пачку писем 1980-х, завёрнутых в газету с объявлением о рождественской ярмарке. «Джейкоб, глянь — тут какой-то Томас пишет сестре о побеге из дома. Адрес стёрся, только штамп «Хартсвилль»… Может, спросим у миссис Брэнфорд?» Библиотекарша, поправляя очки, бормочет: «Хартсвилль снегом завалило в ’87. Теперь там центр обработки почты, но архив… если повезёт». Лайла тащит одноклассника Джейкоба и младшую сестру Эмму в заброшенное здание на окраине — бывшее почтовое отделение. В разбитых окнах свистит ветер, Эмма находит под полом ящик с конвертами, перевязанными лентой: «Тут… наши фамилии. Брэдшоу. Это же твоя мама, Лай?»

В кафе «Снежинка», за столиком с липкой скатертью, подростки сопоставляют письма. Джейкоб тычет в строчку: «Томас упоминает тайник в старом дубе на Ридж-стрит — там сейчас автостоянка». Эмма, размазывая карамель на блюдце, вдруг вспоминает: «Бабушка говорила, дуб спасли, перенесли к школе!» Ночью, при свете фонарика, Лайла выковыривает из дупла ржавую коробку. Внутри — фотография парня в армейской форме и неотправленное письмо: «Клара, я не мог сказать…» Утром миссис Кларк, соседка Лайлы, чистя картошку у плиты, вдруг роняет нож: «Клара? Да это моя тётя! Она умерла в доме престарелых на Пайн-роуд». В финале герои пробираются через снежные заносы к зданию с потухшей вывеской, вручают конверт старику в инвалидной коляске — Томасу, который перебирает пуговицы в коробке из-под печенья. «Я… думал, оно потерялось», — хрипит он, проводя пальцем по детской подписи сестры.