Таннбах (2 сезон)

Эрих Беккер вернулся в родную деревню весной 1946-го, обнаружив жену Анну в доме с Францем Вебером — соседом, который прятал её от советских патрулей. «Ты думала, я сдох под Сталинградом?» — бросил Эрих, разглядывая треснувшую керамику на кухонном столе. Граница между зонами оккупации разрезала Таннбах пополам: Франц, получив разрешение от новых властей, начал строить лесопилку на восточной стороне, а Эрих, затаив злобу, устроился механиком на текстильную фабрику в американском секторе. Каждое утро он переходил мост через ручей, показывая пропуск пограничнику с выцветшей нашивкой *«США»*, а Анна, стирая его гимнастёрку в жестяном тазу, шептала: «Ты сам выбрал сторону, где нет нас».

К 1961-му их дочь Лена, 19 лет, тайком слушала западное радио в сарае, где хранились ящики с гвоздями от Франца. «*Свободный Берлин* опять говорит о беглецах», — говорила она брату Томасу, затягиваясь сигаретой «Рот-Фронт». Томас, влюблённый в чешскую студентку Катержину, пробирался через лес к пограничному забору, пряча в ботинке её письма. «Если поймают — скажи, что собирал хворост», — просила Катя, поправляя платок с вышитыми васильками. Когда Лену отправили работать медсестрой в дрезденскую больницу вместо учёбы в Лейпциге, она разорвала фотографию отца, стоявшего у фабричных ворот с флагом ФРГ за спиной. «Ты как он — готов продать всех ради своей правды», — крикнула она Томасу, находившему в сапоге обрывок чешской газеты с заметкой о расстреле беженцев у Шёнау.