Ревущие двадцатые, или Судьба солдата в Америке (1939)

Джек Морган, с шрамом через левую бровь и вечно смятыми газетами в кармане пальто, торчит у входа в чикагский док. «Ты думаешь, они возьмут меня с этой ногой?» — бросает он приятелю Луи, который, не отрываясь от сигареты, ковыряет гвоздем грязь из-под ногтей. Луи хрипит: «Тут и на двух ногах-то не держатся». Дождь стучит по жестяным крышам складов, пахнет рыбой и мазутом. По вечерам Джек заходит в забегаловку «У Мэй», где хозяйка, бывшая танцовщица, подсовывает ему остатки жареной картошки. «Завтра попробуй на завод Форда, — шепчет она, вытирая стойку тряпкой, — слышала, парни с фронта им скидку дают».

В Бруклине сестра Джека, Элла, стирает окровавленные бинты в тазу с мыльной водой. Ее муж, Томми, с перевязанной головой, орет из другой комнаты: «Где мой револьвер?» Элла не отвечает — знает, что он снова полезет к итальянцам из-за долга в тридцать баксов. Тем временем Джек, провалив попытку устроиться водителем, соглашается перевозить ящики с виски для лысого типа в котелке, который жует жвачку и называет его «калека». В подвале джаз-клуба на 52-й улице, где саксофон душит ноты, Луи сует ему конверт: «Держи, пока не передумали». Джек считает купюры — хватит на хлеб и ржавые гвозди для крыши.