День войны (1942)

В Ленинграде медсестра Лидия Семёнова, протирая запотевшие очки куском марли, считала пустые койки в подвале госпиталя. В углу дымила коптилка из гильзы — вместо керосина использовали ворвань. "Завтра привезут хлеб по новым нормам", — сказала санитарка Маша, разворачивая свёрток с замерзшей картошкой. Лидия молча поправила бинт на руке раненого лейтенанта, чей китель пах махоркой и йодом. В ту же минуту под Сталинградом красноармеец Иван Глухов, пряча от ветра цигарку в ладонях, спорил с соседом по окопу: "Говоришь, за Волгой земли нет? А я из Камышина — там у меня батя плотничал". Снаряд воянул за спиной, засыпав их глиной. Иван выплюнул землю, проверил затвор СВТ — в стволе застрял песок.

В Москве на заводе №37 инженер Артем Воронин, стирая сажу с чертежей соляркой, считал минуты до пересменка. В кармане лежало письмо от жены из эвакуации: "Таня в школу пошла, сапоги на два размера велики…" Цех гудел, как раненый зверь: станки, переделанные под снаряды, дрожали на деревянных поддонах. У проходной дежурный Щукин, бывший учитель истории, читал вслух сводку Совинформбюро, перебивая себя: "Эй, ты, шлем не забыл!" Артем, выходя в ночь, услышал по радио знакомую фамилию — лейтенант из сводки был тем самым раненым из ленинградского госпиталя. В кармане заскрипела промёрзлая картонка — продуктовые карточки на завтра.