Мёд в голове (2018)

Хикари, шестнадцатилетний парень из Кройцберга, копался в коробках на балконе своей хрущёвки, когда нашёл потрёпанный блокнот матери. На первой странице — схема молекулы и надпись красным: *«Амброзия: тест-образец 12F неудачен. Концентрация ферментов превышена…»*. Вечером, за макаронами с тунцом, он тыкал вилкой в тарелку: «Пап, почему ты скрывал её исследования?» Такуми, вытирая очки, пробормотал: «Она пыталась создать био-мёд для терапии опухолей. Но после взрыва в лаборатории на Шпрее… всё замяли». На следующий день Хикари прокрался в подвал их дома, где между старыми велосипедами и банками краски нашёл микроскоп с треснувшим стеклом и пробирки с засохшими пятнами.

Лина, соседка с третьего этажа, ворвалась к нему, когда дым от сгоревшего реактива пополз в её окно. «Опять химичишь? — выхватила у него пипетку. — У тебя даже pH-метр не откалиброван!». Она притащила сумку с оборудованием из университета: центрифугу, перчатки, флаконы с этикетками *«Bio-Rad»*. Вместе они откопали в архивах адрес частной клиники под Потсдамом — там в подвале, под грудой кирограммовых журналов 90-х, лежали чертежи установки для синтеза. «Смотри, — Лина провела пальцем по графику, — тут ошибка в расчёте температуры. Твоя мать спешила». Когда они запустили реактор, Такуми вломился с криком: «Вывести из строя — сейчас же!». Хикари успел капнуть себе на язык жёлтую жидкость до того, как отец выбил колбу. Через час Лина нашла его на бетонном полу, с синими губами, но в руке он сжимал стикер: *«Лейкоциты: 3.8 → 5.1. Работает»*.