Рецепт Рождества (2022)

В старом квартале Монреаля, на кухне забегаловки *La Branche d’Érable*, 19-летняя Элиза разбирает коробки с бабушкиными вещами. Под стопкой выцветших салфеток она находит тетрадь с рецептами 1940-х: страницы в пятнах муки, пометки на полях — «добавить гвоздику, иначе Марсель опять будет ворчать». Соседский парень, Лиам, студент-кулинар с татуировкой ящерицы на запястье, замечает в списке ингредиентов дикую можжевеловую ягоду, которую сейчас не найти. «Бабка твоя, видимо, дружила с контрабандистами, — усмехается он, перебирая клюкву, — или просто сводила счеты с гостями». Они едут в городишко Сен-Жан-сюр-Ришелье, где местный мясник вспоминает, как дед Элизы выменивал копченую оленину на виски у инуитов. В фургоне Лиама пахнет корицей и бензином, а на заднем сиденье валяется гитара с оборванной струной.

На кухне у тети Марго в Гаспе Элиза пытается воссоздать торт «Птичье молоко» из тетради, но трижды пересолила безе. «Ты как слепая белка в дупле, — ворчит Марго, поправляя очки, — тут надо не граммы считать, а сердцем мерить». Лиам, пока чинит сломанную плиту, находит в дровяном сарае банку с кленовым сиропом 1956 года — крышка заржавела, но запах карамели пробивается сквозь щели. В финале, на ужине в заброшенной церкви, где теперь столовая для бездомных, Элиза подает рагу по рецепту бабушки: картофель, тушеный с лавровым листом и капелькой виски. Лиам, режущий хлеб у печки, вдруг говорит: «Моя мать так же… перед смертью просила не реветь, а печь ватрушки». За окном падает мокрый снег, а повар-бездомный по имени Клод напевает *C’est l’aviron* — фальшиво, но громко.