Последнее большое дело Шоки и Морти (2021)

Шоки, бывший пражский следователь с тремором в левой руке от старой пулевой раны, находит в мусорном баке у Пражского Града обгоревшую фотографию своей покойной сестры. Он тащит за рукав Морти, подслеповатого слесаря с мастерской на улице Длоуга, который чинит замки на дверях кривых домов в Старом Месте. «Там, между плитками, — бормочет Шоки, тыча пальцем в трещину на снимке, — это же та женщина из дела 98-го. Та, что исчезла с кассой профсоюза». Морти протирает очки газетой *Лидовки*, достаёт лупу с треснувшим стеклом: «А это не царапины. Кто-то выжег цифры — 12, 4, 30. Как номера трамваев».

В подвале котельной на Жижкове, под грудой старых радиаторов, они выкапывают ржавую коробку с детскими кубиками, где вместо букв — квитанции на сжигание отходов с печатью мэрии. Шоки размазывает пальцем пятно на одной: «Стекловата, кирпич, волосы. Это же адрес цеха на Высочанах». Диалог в трамвае №12: «Ты веришь, что мэр...» — «Верю, что он три дня не меняет носки», — перебивает Морти, ковыряя отвёрткой граффити на сиденье. Когда они взламывают дверь в архив суда на Малостранской, свет гаснет. В темноте Шоки натыкается на стеллаж с папками 1996–1999, пахнущими грибком и сигаретным пеплом. Морти щупает стену: «Здесь окна нет. Кто выключил свет — тот всё ещё внутри».