Если бы стены могли говорить (2021)

Лиза, молодая реставратор из Бруклина, копается в слоях облупившейся краски в старом особняке и находит замурованный дневник Эммы Гарретт, 1932 год. В углу гостиной, под треснувшей лепниной, она обнаруживает фотографию женщины в платье с кружевным воротником — Мэйзи, первой владелицы дома, исчезнувшей при странных обстоятельствах. Ночью Лиза слышит скрип половиц: "Ты не должна была это находить", — шепчет голос за спиной, пока она чинит протекающую раковину. Джозеф, подрядчик в заляпанном цементом комбинезоне, смеётся: "Опять проводка искрит? Здесь даже розетки ненавидят современность".

В подвале, пахнущем сыростью и керосином, Лиза сталкивается с Эммой — призрак в потёртом фартуке перебирает консервные банки. "Он запретил мне писать, — говорит Эмма, проводя пальцем по пыльной этикетке. — Но я прятала письма под полом, там, где сейчас ваши провода". Джозеф помогает вытащить жестяную коробку: внутри переписка Мэйзи с женщиной-художницей из Гринвич-Виллидж, 1925 год. Когда Лиза красит стены в кухне в цвет морской волны (точно как в дневнике Эммы), из радиоприёмника вдруг доносится джаз. Тень Мэйзи танцует у окна, а на столе появляется разлитый абсент — Лиза понимает, что ремонт стал мостом между эпохами.