Нарцисс и Златоуст (2020)

В Берлине, на углу Шпреевальдштрассе, Йонас, худощавый флорист в засаленном фартуке, каждое утро раскладывал горшечные нарциссы у витрины. Его клиентка Марта, пожилая женщина с таксой на поводке, ворчала: «Опять герань завяла? Лучше бы азалии привезли, как в прошлом году». В это время в Вене, под арками Карлскирхе, Лукас, уличный скрипач с выгоревшими рукавами рубашки, играл шарманщику переделанный вальс Штрауса. «Ты бы хоть минор добавил, а то как на похоронах», — бросал старик, бросая монету в футляр. Их пути пересеклись на вокзале Берлин-Цоо, когда Лукас, споря с кондуктором о билете в Зальцбург, уронил ноты в лоток с тюльпанами Йонаса.

Через неделю они тащили тележку с саженцами через австрийскую деревушку Гальштат. Лукас, вытирая пот со лба: «Ты уверен, что эта ваша эдельвейсовая лихорадка тут не вымерла?» Йонас, поправляя очки, тыкал в карту с пятнами от кофе: «Старый Грегор из таверны сказал, за мельницей поляна». Ночью, у костра под руинами замка Верфен, Марта, оказавшаяся сестрой Грегора, разворачивала потрескавшийся гербарий 1943 года: «Бабка называла их «златоустами» — смесь лютика с чем-то ядовитым». Лукас, роняя пепел от сигареты на страницы, хрипел: «Так и запишем — семейное проклятие цветочников». На рассвете Йонас копался в мерзлой земле, выискивая ростки с двойными лепестками.