Клир (2018)

Марек, электрик из Желязной, копался в стене хрущёвки на пятом этаже, когда отвёртка провалилась в пустоту. За гипсокартоном оказалась ниша с ржавой шкатулкой, обмотанной проводами 70-х. Внутри — потёртый блокнот с формулами на смеси польского и латыни, фотография женщины в лабораторном халате (подпись: *Э. Варновская, 1974*) и ключ от тоннелей под Варшавским вокзалом. «Хрень какая-то, — пробормотал он, засунув находку в рюкзак, — но за металлолом сдам». Через час, спускаясь в заброшенное метро за сгоревшим трансформатором, он услышал скрип колёс тележки — старуха в платке толкала перед собой вёдра с мутной жидкостью. «Ты не первый, кто её нашёл, — хрипло сказала она, — Варновская детей в стену замуровала. Их голоса до сих пор в трубах».

Аня, студентка-архивистка, наткнулась на упоминание проекта «Клир» в папке с грифом *Уничтожить*. В отчёте 1976 года говорилось о «корректировке памяти» через инфразвук и кодовые слова. В кафе на Новом Святе она ткнула пальцем в распечатку: «Твой Марек таскает по подвалам ту шкатулку? Мне дед из «Службы» рассказывал — они тогда целый район под землёй отгрохали, даже школу. Эксперименты ставили…» Марек перебил, вытирая масло с рук: «Вчера Казик из Жолибожа пропал. Мы с ним в тоннеле под Мокотовым люк взламывали — там комната с креслами, как в кинотеатре. Он сел, начал орать: «Они в стенах!» — и убежал». Аня достала ключ с гравировкой *KL-7R*: «Это не артефакт. Это дверь. И она открывает что-то с их стороны».