Невиновный (1993)

Знаешь, иногда прошлое накрывает так резко, будто кто-то выдернул пробку из памяти. Вот как тогда, в 89-м: стою среди орущих от счастья немцев, куски бетона стены летят под ноги, а у меня в горле комом — Мария. Да-да, та самая, с глазами, в которых тогда, в сорок шестом, казалось, поместились все осколки войны. Мы же познакомились, когда Берлин ещё пах гарью и отчаянием, а я... черт, я даже не знал, что работаю на тех, кто делил город на куски под шумок.

Представляешь? Вчерашний мальчишка с блокнотом и фотоаппаратом, а на деле — пешка в игре спецслужб. И всё ради "высокой цели", как они говорили. А потом она — в платье, перешитом из старой шинели, с улыбкой, от которой даже руины казались меньше. Говорила по-английски с таким акцентом, что я путался, где ошибки, а где просто её шарм. Мы встречались в полуразрушенных кафе, где эспрессо пахло цикорием, а её пальцы дрожали, когда она рассказывала про брата, пропавшего под Сталинградом.

И ведь знал, что это игра с огнём. С обеих сторон. Но кто тогда думал о правилах, когда после ада хотелось просто... жить? А теперь, глядя на эти кадры с падающей стеной, ловлю себя на мысли: может, она тоже где-то там, седая, с внуками, и вспоминает того наивного англичанина, который даже признаться не смог, кем был на самом деле... Или не вспоминает. Война ведь не только города стирает — и души тоже.