Буря в Тихом океане (1960)

Знаешь, это тот самый отрезок времени, когда японский флот казался непобедимым — с зимы 41-го до лета 42-го. Эти ребята буквально снесли Перл-Харбор, а потом как по маслу прошли по Юго-Востоку Азии, будто играли в стратегию на карте. Но самое жаркое, конечно, Мидуэй… Тот момент, когда всё пошло наперекосяк, и флот из легенды превратился в пепел. А ведь до сих пор мороз по коже, когда вспоминаешь, как они тогда рвались вперёд — с азартом, с безумием в глазах. А представь парнишку, Кодзи. Штурман торпедоносца, двадцать с хвостиком, каждый вылет — как русская рулетка. Он же не робот, в конце концов! То письмо от матери перечитывает в кубрике — она там про огород пишет, про то, что сливы созрели… А через час он уже висит над океаном, и его жена, наверное, у окна стоит, ждёт. И ведь он не может выбрать: или бросить всё, сбежать в горы, или гореть в этом аду ради "высших целей". Чувствуешь, да? Как будто сердце на две половины рвут. И ведь самое страшное — они тогда даже не понимали, что Мидуэй станет концом всей их сказки. Летели туда, как на праздник, с улыбками. А вернулись… Ну, те, кто вернулся. Кодзи, если он выжил, наверное, до седых волос проклинал этот день. Или молчал. Как многие из них — с болью где-то глубоко внутри, которую ничем не вытравить.