Когда молодой композитор Костек впервые встречает харизматичную и загадочную Луну, их любовь кажется невозможной. Он — скромный музыкант, она — яркая активистка с неожиданными связями в мире польского феминизма. Судьба преподносит им неожиданный поворот, когда их жизни переплетаются благодаря акции католического радио, направленной на безопасность на дорогах. На фоне бурных протестов и
В 1996 году во Вроцлаве 19-летнего Томека Коменду задерживают по подозрению в убийстве 15-летней Дороты Шпаковской. Тело находят у заброшенной пристани на Одре — синяки на шее, в кармане куртки записка с инициалами «Т.К.». Соседка Марыся Гурницкая клянётся, что видела, как Томек тащил девушку в кусты, но позже отказывается от показаний, шепча матери Томека, Янине: «Меня запугали, прости».
Магда, работница почты в захудалом районе Лодзя, разбирая архив в подсобке, натыкается на пачку нераспечатанных писем 1983 года. Конверты адресованы «М. Ковальски» с улицы Пшённой, но дом давно снесён. В углу — пятно от вишнёвого варенья, как у бабушкиного рецепта. «Чёрт, тут даже марки с Лениным», — бормочет она, пока начальник Томаш стучит кулаком по стенке: «Выброси хлам, место под новые
В старом варшавском районе Прага, в обшарпанном общежитии на улице Брудно, Камиль, 23 года, ищет пропавший ноутбук. Его соседка Аня, студентка-медик с татуировкой жука на ключице, варит растворимый кофе в жестяной кружке: «Ты опять забыл закрыть дверь? Вчера через окно в кухне кто-то лез». В подвале, где хранят велосипеды с проржавевшими цепями, они находят коробку с письмами 80-х — адресованы
Зося, 19 лет, работает на фабрике в Лодзи, разрисовывает фарфоровые тарелки с розами. После смены бегает на заброшенный рынок за хлебом и дешевым мармеладом — в кармане вечно застревают крошки. Ее сосед Марек, парень в потертой косухе, чинит мотоцикл «Юнкерс» во дворе, бросает через забор: «Слушай, может, в кино сходим? Там новый фильм про космонавтов». Зося отмахивается, но вечером крадет у отца
Марек, вернувшись в родную деревню после смерти отца, находит в старом доме коробку с письмами на польском и немецком. На конвертах — пятна плесени, адрес: *ul. Topolowa 17, Bagnisko*. В местном баре *Pod Łosiem* официантка Кася, щурясь от сигаретного дыма, бросает: «Твой старик каждую пятницу пил тут пиво, один, у окна». В сарае засохшая краска на стенах — детские ростки, даты: 1983, 1989, 1991.
В больнице на окраине Кракова медсестра Агата в мятом халате с пятном от кофе спешит к инкубатору, где лежит ребенок весом 800 грамм. Её перехватывает Войтек, заведующий отделением, в очках с поцарапанными линзами: "Опять задержали инъекцию? Вы же знаете, у нас нет лишних шприцев". Агата, поправляя сбившийся платок на шее, бросает: "А вы попробуйте объяснить маме Каси, почему её
Марта, медсестра с татуировкой совы на запястье, каждый день проезжает на потрёпанном велосипеде мимо стройки на улице Мицкевича, чтобы успеть к утреннему обходу. Витольд, хирург в идеально отглаженном халате, задерживает совещание из-за недовольства отчётом: *«Это не статистика, а детский рисунок — переделать до вечера»*. Они сталкиваются в лифте — она везёт образцы в лабораторию, он спешит на
Знаешь, я недавно наткнулся на сериал про подпольщиков Второй мировой — и это взрыв мозга, честно. Там показывают, как наши разведчики из какой-то полулегендарной структуры в тылу врага крутятся между абвером, гестапо и ещё кучей страшных аббревиатур. Представляешь? Они ж как мухи в паутине: один неверный шаг — и всё, конец. Меня особенно цепляет, что там нет чёрно-белых героев. То ли предатель