Гарри Хилл

Гэри, 14 лет, в очках с треснувшей линзой, каждое утро мешает арахисовое масло в подвале отцовского магазина «Ройс Маркет» на окраине Виндзора. Его отец, Рой, в клетчатом фартуке, ругается с поставщиком консервов через телефон: «Чего значит "задержим на неделю"? У меня полки пустые!» В банке №23, куда Гэри случайно добавил мёд из разбитой рамки соседской пасеки, масло стало светиться оранжевым. «Пап, глянь! Оно... греет руки, как печка», — ткнул он пальцем в липкую массу. Рой, почесав
Ларри, рыжий паренёк в залатанных джинсах, копался в гараже отца, разбирая старый радиоприёмник. В кармане — кусок мела, которым он помечал трещины на асфальте возле школы. Запылённый телевизор с зелёным экраном валялся под верстаком: "Эй, это же модель 1962 года!" — провёл пальцем по панели, случайно включив его. Вспышка света — и он упал в комнату с фиолетовыми обоями, где к потолку приклеены чайники. Грозо, лохматый гигант с ключом вместо носа, зарычал: "Сломаешь транслокатор
Знаешь, есть такие истории, которые цепляют за живое? Вот представь: парень, чудак из чудаков. Все вокруг крутят пальцем у виска — даже родня! Брат с отцом шепчутся, мол, «не от мира сего», а мачеха так вообще стороной обходит. А он... Ну, он просто другой. Не в плохом смысле, понимаешь? Как будто живет в параллельной вселенной, где слова лишние, а важнее тишина. А потом она. Глухая девушка, запертая в своем коконе молчания. Ее круг — такие же, как она, но ей хочется *вырваться*. Не ради