Сергей Фролов

В старом здании школы с облупленными стенами и вечно запотевшими окнами директор Анна Петровна патрулировала коридоры, выискивая нарушения. Её чёрный костюм щелкал пуговицами по перилам, когда она выхватила у Саши Грищенко наушник со словами: "Ты у меня на линейке будешь гнить, как эти яблоки в твоём портфеле!" После уроков дежурные мыли полы в актовом зале, где висели портреты Лысенко и Тараса Шевченко, а на парте уборщицы Валентины всегда стоял термос с чаем из шиповника. Марина
Лида, 23 года, в синей куртке с оторванным капюшоном, раздает флаеры у входа в лагерь "Солнечный". Влад, администратор, курит за конторкой, стирая пепел с карты смены: "Опять родители звонили — спрашивают, почему дети в группе «Вконтакте» пишут про черные тени". Вечером в столовой Оля, медсестра с татуировкой колибри на запястье, наливает Лиде холодный компот: "Слышала, как Тарас из котельной матерился? Говорит, в печи второй день что-то шевелится". На втором этаже
Оксана развешивала на балконе белье, когда заметила, что соседский кот снова стащил вяленую рыбу с подоконника. «Ти шо, знов?» — крикнула она в пустоту, зная, что Василь Иванович уже ушел на рынок. Внизу, возле остановки, Андрей пинал колесо старого «Запорожца» — аккумулятор сел, а до автосервиса в райцентре нужно тащиться на попутках. «Може, продамо це корыто і купимо нормальну машину?» — спросил он, вытирая руки промасленной тряпкой. Оксана промолчала, доставая из холодильника банку с
Ольга, учительница младших классов, жила с мужем Виктором в киевской хрущевке на Лесном массиве. Он торговал запчастями на Борщаговке, но после скандала с контрабандой двигателей кредиты накрылись медным тазом. Вечерами Ольга раскладывала тетради с сочинениями про «мою семью» на кухонном столе, заляпанном пятнами от борща, а Виктор глушил коньяк на балконе, бросая через дверь: *«Ты бы хоть пельмени разогрела, а не ныла про долги»*. В пятницу, когда за квартиру отключили свет, она вынесла на
Анна, копирайтер из Киева, в перерывах между заказами на статьи про уход за кактусами тайком переписывается с Сергеем, владельцем ресторана «Марсель». Её муж Андрей, IT-шник, пятый день корпит над блокчейном для нового приложения. В их квартире на Оболони пахнет подгоревшим борщом — Анна забыла выключить плиту, пока листала инстаграм Сергея с фото устриц и красных интерьеров. «Ты даже суп нормально не можешь сварить», — бросает Андрей, отодвигая треснутую тарелку. В 21:03 она уже сидит за
Оля, администраторка с выцветшим синим лаком на ногтях, тушит сигарету в жестяной банке из-под печенья. За окном — Карпаты, февральский снег прилипает к рамам. В холле отеля гости из Киева кричат на ребёнка, размазавшего мороженое по ковру 80-х: «Тиша, ну що ти знову?». Марк, управляющий в потёртом пиджаке, тычет пальцем в экран ноутбука: «Отопление в минус десять выключилось. Ты хоть раз шторы в номерах меняла?». Оля перебивает, доставая ключи из кармана джинс: «В 306-м трубу прорвало, там
Симон Петлюра, студент-архивист с выцветшим шрамом над бровью, находит в подвале киевской библиотеки им. Вернадского потрёпанный блокнот с меткой «С.П. 1919». Меж страниц — схема бункера под Мариинским парком и списки имен с пометками «ликвидирован» или «верен». Записи прерываются на полуфразе: «Если Ковпак предал, то связь через...» В тот же вечер Симона преследует чёрный седан. Он звонит сестре Оксане, которая работает в музее: «Там ещё что-то было. Два конверта с фотографиями — наш дом на
В спальном районе Киева, возле обшарпанного подъезда на улице Бориспольской, шестнадцатилетний Мирон замечает, как его соседка Катя, в растянутом свитере и с пакетом «АТБ», роняет ключи. Он поднимает их, задевая ржавый почтовый ящик с наклейкой «Нет войне». «Спасибо, — бормочет она, не глядя. — Опять свет в лифте вырубили…» На следующий день Мирон видит, как ее старший брат Влад, с перевязанной рукой и запахом перегара, грузит в «Таврию» коробки с книгами. «Сваливаем в Карпаты, — хрипит Влад. —
Оксана в засаленной фартуке разливала кофе в кафе «Верба» возле киевского вокзала, когда Андрей в смятой рубашке заказал эспрессо. Его пальцы стучали по ноутбуку, а она заметила следы чернил на его запястье — как у ее брата-школьника. «Добавить сахар?» — спросила она, но он не услышал, уставившись в экран. Через неделю он вернулся, принеся книгу Шевченко, забытую на столике: «Вы… вы цитировали „Сон“ вчера, разговаривая с поваром». Смех Оксаны оборвал гудок маршрутки за окном. Они гуляли по
Олег приезжает в село под Житомиром после звонка тети Нади: «Отца похоронили вчера, дом пустой». На кухне мать, Людмила Степановна, режет борщовые овощи, не поднимая глаз. «Киев тебя испортил, — бросает она, — думаешь, я не вижу, как на кладбище не зашел?» За окном — заброшенный сарай с провалившейся крышей, где они с сестрой Мариной в детстве прятали консервы от деда-алкоголика. Олег достает из рюкзака пачку гривен: «Надо продать участок». Людмила швыряет нож в раковину — лезвие звенит о
В заброшенной школе под Донецком Алина Коваленко, 23 года, чистит ствол винтовки Драгунова тряпкой, пропитанной машинным маслом. За окном — запах гари от горящего шинного завода, где укрываются сепаратисты. Ее напарник, Янис Витолс (бывший лесник из Риги), щелкает счетчиком патронов: «Осталось 13. Вчерашний промах — из-за порыва ветра с востока, не учел». Алина молча поправляет шерстяную повязку на левой руке — под ней шрам от осколка миномета. По рации трещит голос капитана: «Ждите сигнала.
Вот, представляешь, наш Савельев — сыщик от бога, да и вроде парень неплохой — вдруг взял и собрался на пенсию. А начальник-то его, старый приятель, бумаги подписать тянет: мол, куда ты, братан, без тебя ж пропадём! Ну а что? Город задыхается в смоге, жена бывшая глаза мозолит, да и вообще — жизнь как прокисший суп. Тридцать лет в мегаполисе — не шутка, понимаешь? Всё, хватит. Собрал чемоданчик да рванул в свой городишко N, где от родителей хата пустует. Тишина-то какая, брат! Лес, речка, на