Хуан Мануэль Берналь

В Мехико журналистка Луиса Мендоса копается в архивах, разыскивая связи между политиками и картелем «Серые тени». В ящике старого бюро она находит потёртый блокнот с цифрами, напоминающими координаты, и обрывком фразы: *«Склад на Авенида Инсургентес – не главная точка»*. Её младший брат Карлос, механик из Оахаки, звонит ночью, жалуясь на подозрительные грузовики у мастерской: «Кузов нет, только
Падре Эмилио, бывший священник из Чиуауа, перебирается в техасский пограничный городок Санта-Рита после скандала с исчезновением прихожанки. Его новый приход — полуразрушенная церковь с треснувшими витражами, где по утрам на скамьях валяются пустые бутылки текилы. На второй день мальчик-разносчик газет, Хуанито, тычет пальцем в канаву за автобусной станцией: *«Там лежит женщина в красном платье,
Хоакин Мурьета чистит револьвер на крыльце глинобитной хижины в Санта-Ана-де-Гуадалупе. Его жена Росарио, стирая рубашки в жестяном корыте, бросает: *«Американосы опять увели двух коз. Себастьян видел, как они рубили виноградники»*. Хоакин молча закуривает, глядя на пыльную дорогу, где неделю назад Эдмундо Тревиньо, местный староста, нашел труп погонщика с перерезанным горлом. К вечеру в кантине
Лусия Моралес, 17 лет, разбила стакан с орчатой на кухне с треснувшей плиткой — не услышала, как брат Мигель крикнул: «Осторожно, кипяток!». С тех пор слуховой аппарат, доставшийся от деда, шипит, как перегретый утюг. Карлос, отец, пахнущий типографской краской, ворчит, заклеивая скотчем проводку в их доме в Тепоцотлане: «В воскресенье поедем к тёте Марселе — у неё в саду тише». Лусия рисует
Лукас, худощавый парень в потрепанной кожаной куртке, рылся в коробках с хламом на блошином рынке Сочимилько, когда нашел деревянную куклу с треснувшим глазом. «Смотри-ка, Мигель, у неё фамильярный взгляд — будто твоя бывшая», — бросил он другу, пряча находку в рюкзак рядом с пачкой сигарет *Delicados*. Следующей ночью его разбудил скрип половиц: кукла сидела на комоде, повернув голову к фото
Карла, 17 лет, копалась в ящике с пожелтевшими письмами деда, когда нашла карту с отметкой возле Теотиуакана. "*¿Qué diablos es esto?*" — пробормотала она, вытирая пот со лба платком в синих цветах. На следующий день она уговорила Мигеля, соседа с ржавым мопедом, отвезти ее к руинам. В лавке на окраине Мехико старуха в huipil продала ей амулет с треснувшим глазом: "*Cuidao con los
Луис, дальнобойщик с татуировкой Девы Марии на предплечье, берет рейс через пустыню — перевезти партию консервов из Эрмосильо в Ногалес. На заправке возле Каборки механик Хавьер, вытирая руки тряпкой, бормочет: «Не останавливайся после темноты, даже если фура заглохнет». Луис смеется, но к полуночи, когда на трассе 15 гаснут фары, а в рации слышится детский плач, вспоминает слова. В кабине пахнет
Алисия, в потёртой футболке и джинсах с заплаткой на колене, разгружает мешки с мукой в пекарне «Ла Эсперанса», когда замечает, что её руки вдруг стали мужскими, с золотым браслетом Cartier. Родольфо в это время, в шелковой пижаме, орет на горничную за пролитый кофе в особняке на улице Пасео-де-ла-Реформа, но его голос звучит как у девушки. "¿Qué chingados...?" — бормочет он,
Эмилио Гарса, бывший водитель картеля из пригорода Монтеррея, прячется в полуразрушенной квартире над забегаловкой «Лос-Пердидос». По утрам он слушает крики уличных торговцев, продающих жареные бобы, и рисует на салфетках карту побега в Гвадалахару. Его соседка, Лусиана, студентка-медик, случайно натыкается на его записи: *«Ты же не из тех, кто верит в святых, да?»* — бросает она, разглядывая