София Гала

В Буэнос-Айресе Хуан, таксист с потёртой кожаной курткой, каждое утро заваривает мате в треснувшей кружке. Его сестра Лусила, медсестра в муниципальной клинике, прячет под койкой пациента конверты с деньгами — платит долги их отца, погибшего на рыболовном судне. Однажды в машину Хуана садится мужчина в чёрных перчатках: «Ты везешь не пассажира, а доказательство. Чек от химчистки в кармане — отдашь его Эмили в Нью-Йорке». В Мадриде Кармен, студентка-архитектор, находит в старом особняке деда
В Сан-Паулу аргентинский журналист Карлос Мендоса находит в канализации труп с вырезанными на спине координатами — 23°33’S, 46°38’W. Рядом валяется пустая бутылка из-под *fernet* с наклейкой бара *El Diablito*. В морге Рио-де-Жанейро патологоанатом Луиза Перейра, поправляя очки, замечает под ногтем жертвы обрывок газеты на португальском: *"O projeto precisa continuar…"*. Она звонит Карлосу, пока вентилятор над столом с гудением разбрасывает листы вскрытия. Тем временем в Мадриде
Матиас, старший сын, нашел окровавленный нож в гараже отца после вечеринки в их доме в районе Палермо. Он спрятал его в старую коробку из-под обуви, пока мать, Карла, кричала на кухне: *«Почему счет за электричество снова вырос? Ты даже лампочки не выключаешь!»*. Сестра Лусиана в это время переписывалась с кем-то через VPN, пряча телефон под одеялом. В углу гостиной — треснувшая ваза, которую никто не убрал после ссоры на прошлой неделе. Отец, Эстебан, вернулся с фабрики кожгалантереи в
Эстебан в джинсовой куртке с оторванным рукавом топал по коридору клиники, гремя отцовской гитарой в чехле с пятнами кофе. В кармане жался чек на аренду комнаты в пансионате «Эль-Сур» — через три дня просрочка. У автомойки на улице Корриентес он столкнулся с Луисом, который вытирал руки промасленной тряпкой, стоя рядом с разобранным «Фиатом» 78-го года. «Опять про гитару?» — бросил брат, кивнув на чехол. «Папа хотел, чтобы я на ней играл, а не ты её в заклад таскал», — Эстебан пнул покрышку,
Ромин, 28 лет, моет клиентке голову в тесном салоне на углу Корриентес и Пуэйрредон. Запах аммиака смешивается с ароматом жареных эмпанадас из соседней закусочной. «Ты опять с матерью поругалась?» — спрашивает Ана, накручивая бигуди. Ромин молчит, вытирая руки о пятнистый фартук. Вечером, в хрущевке на окраине Ла-Бока, Кармен, ее мать, ставит кастрюлю с локро на плиту: «Педро тебе не пара. Механики долго не задерживаются». Ромин щелкает телевизором, где мелькает реклама шампуней, и прячет
Лукас, 17 лет, каждое утро поправляет кепку с выцветшим логотипом «Бока Хуниорс», пряча волосы, пока мать стучит дверью: «Опоздаешь в школу!» Он выходит из квартиры в квартале Сан-Тельмо, минуя уличных торговцев, продающих *empanadas*. В автобусе парень натыкается на одноклассницу Хулиану, которая шепчет: «Твоя рубашка — мужская, да?» Он молча отворачивается, сжимая в кармане справку от эндокринолога с пометкой *terapia hormonal*. После уроков подрабатывает в пекарне, где владелец Карлос
Представляешь, парень сбегает из семьи — отец у него, видимо, тиран еще тот — и десять лет прячется где-то в Буэнос-Айресе, чтобы писать. А потом на тебе: появляется младший братишка, весь в розовых очках, наивный как щенок. И вот этот беглец, Анжело, теперь зовется каким-то «Тетро», корчит из себя затворника-гения, автобиографическую пьесу строчит. Ну ты понял, классика: «я и мои травмы». А братанчик-то любопытный! Нашел черновики, тайком пролистал — думал, там все семейные скелеты из шкафа