Зул Арифин

В Куала-Лумпуре, за прилавком аптеки "Буми Сехат", Амир роется в коробке с сушеным корнем женьшеня. Его пальцы натыкаются на потрепанный конверт с арабской вязью — подарок покойного отца, который он раньше не замечал. Внутри лежит ключ от заброшенного дома в Кампунг-Бару, где прошло детство. Вечером, за чашкой теарика тарик с подругой Линой, она щурится: «Этот ключ пахнет ржавчиной и…
Амир, 27 лет, в рваной куртке, разгружает контейнеры в порту Джохор-Бару. Его сестра Лина, 19, продаёт жареный *роди* на рынке Пасар-Сени — пальцы в масле, волосы пахнут имбирем. По вечерам Амир тренируется в подвале общежития: мешки с песком, запах пота и ржавых гантелей. «Ты снова полезешь в драку?» — Лина бросает полотенце на пол. «Молчи. Иначе *мамаша* из больницы не вылезет», — бурчит он,
Амир замечает, как грузчики в порту Кланга перебрасывают ящики с маркировкой «электроника», но внутри пахнет гнилыми апельсинами. Его друг Рази, чиня мотор лодки, бросает: *«Ты опять лезешь куда не надо. Помнишь, что случилось с Хассаном?»* Амир молчит, сжимая фото сестры Лины — на обороте её почерк: *«Встречаемся у киоска с роти-чанай в семь».* Лину позже находят без сознания возле заброшенной
Амир, парень в потёртой кепке с выцветшим логотипом футбольного клуба, копался в груде электронного хлама на задворках рынка Кампунг-Бару. В кармане жужжал старый телефон с треснувшим экраном — мать десятый раз звонила, требуя вернуться до заката. Внезапно его пальцы наткнулись на коробку с японскими иероглифами, внутри — устройство, напоминающее рацию, но со сколотым голографическим проектором.