Мэри Твала

Лера споткнулась о трещину в асфальте у вокзала Йоханнесбурга, роняя рюкзак с аптечкой и пачкой писем на африкаанс. «Эй, русская?» — хриплый голос за спиной заставил её обернуться. Темнокожий парень в потёртой кожаной куртке поднял конверт с адресом клиники в Кимберли. «Табо», — коротко кивнул он, разглядывая её поношенные кеды. Они договорились доехать до мыса Доброй Надежды на его микроавтобусе 1987 года, пахнущем бензином и сушёной антилопятиной. В дороге Лера научилась чинить проколотые
В горной деревне Ха-Кхетсо восьмидесятилетняя Маантсо хоронит последнего сына, погибшего в шахте. Она сидит на корточках у могилы, перебирая бусы из козьих костей, пока соседка Леба качает головой: *«Теперь ты как пустой кувшин. Даже ветер не задержится»*. Чиновники из столицы объявляют о планах затопить долину для водохранилища. Маантсо отказывается покидать глиняную хижину с треснувшими ставнями, выкрашенными синей краской из мела и индиго. По ночам она слышит, как в долине гудят бульдозеры,
Фрэнк, частник с потрёпанным блокнотом в кармане рубашки, коптит сигареты в своём офисе над автомастерской в Соуэто. Рядом — Фирлэс, бывший коп в потертых джинсах, роется в папке с фото пропавшей школьницы. «Ты видел, сколько там камер у магазина на Барагванат? — бросает Фирлэс, разливая ройбуш по стаканам. — Слепые пятна, как дыры в сетке». Фрэнк щёлкает зажигалкой: «Спросим у Мози, он там мясо на гриле продаёт — весь район на подозреваемых разложит». Вентилятор грохочет, сдувая пепел на карту