Ванеша Пресчилла

В Джакарте 23-летняя Айя, помощница режиссёра в полуподпольном театре «Гедоанг», тайно переписывает сценарий ночами на кухне, заваленной пустыми чашками от *копи тубук*. Её сосед Ридо, звукооператор, ворчит: «Опять свет горит до трёх — крышу теперь чинить будешь?» Через неделю Айя случайно оставляет черновик в такси, которое забирает малайзийский продюсер Захара, приехавший на гастроли с труппой из Куала-Лумпура. В его номере отеля «Санур» пахнет гвоздикой и старыми коврами — он звонит агенту в
Дилан, парень лет двадцати, копался в сарае за домом бабушки на окраине Джакарты, когда наткнулся на коробку с потрескавшимися кассетами. Внутри лежал старый магнитофон «Sanyo» с оторванной крышкой отсека батарей. На одной из кассет фиолетовым маркером было выведено: «М.1985». После ремонта проводков он вставил кассету — из динамиков полился женский смех, прерываемый шумом дождя. «Ты помнишь, как мы бежали через плантацию гвоздик?» — сказал голос, а потом добавил что-то на сунданском языке.
Диан целыми днями крутится в крохотном кафе у рынка, разливая *эспрессо* и поджаривая панкейки с кривым краем. За стойкой она машинально рисует сердечки на пенке, пока Ариэль, в заляпанной цементом рубашке, тычет пальцем в её блокнот: «Бабушка оставила условие — или я женюсь, или дом в деревне продадут под отель. Притворись, что мы пара. Всего на три месяца». Диан фыркает, вытирая руки о фартук с пятном от варенья: «Ты вчера забыл заплатить за кофе. А теперь я должна тебе верить?» Но вечером,