В центре захватывающих событий находится бесстрашный и независимый парень по имени Генри. В недавнем прошлом он зарабатывал на жизнь при помощи криминального промысла. Проворный ловкач являлся известным киллером. Он безжалостно расправлялся с незнакомыми гражданами и при этом не чувствовал угрызения совести. В скором времени Генри понял, что пора уходить на покой. Он добровольно покинул крупный город и поселился возле живописного озера. Бывший убийца превратился в отшельника. Он предпочел
В центре — Антон, студент-архитектор из Киева, который ищет младшего брата Мишу, пропавшего после ночной прогулки у заброшенного завода «Прогресс». В кармане рваной куртки Миши Антон находит схему подземных тоннелей с пометкой *«17-й маршрут, не входить»* и обрывок чека из кафе «Молоко» на Подоле. Там официантка Лика, подруга Миши, шепчет: *«Он копался в старых чертежах городской канализации… Говорил, там кто-то живет»*. Антон находит Олега, бывшего работника завода, который ворчит, закуривая
В Питере, на заброшенной фабрике у Обводного канала, Лёха, в кожаном пиджаке с оторванной пуговицей, передаёт свёрток с белым порошком Тане. Она, нервно прикуривая «Беломор», бросает: *«Четверть веса – песок. Козёл-бизнесмен»*. Лёха хрипит, потирая шрам на шее: *«Следующий заклад – только через Витька-Химика. Его лаборатория в общаге на Проспекте Просвещения»*. Тем временем Олег, мент с пятном жира на галстуке, ковыряется в архивах в участке на Лиговке. Находит фото Танькиной сестры, погибшей
В приморском городке, зажатом между сопками и замерзшим заливом, пятнадцатилетний Витя Королёв находит в старом маяке потрёпанный блокнот с чертежами механической птицы. На последней странице — подпись его отца, пропавшего пять лет назад во время шторма. В школьной мастерской Витя тайком паяет детали из разобранного магнитофона, пока одноклассница Юля Соколова не застаёт его за этим: *«Ты что, с ума сошёл? Если Тарасов увидит…»* Директор школы, бывший военный инженер, уже неделю следит за Витей
Василий и Андрей выгружают чемоданы из старой «таврии» перед домом с облупившейся голубой краской. В прихожей пахнет сыростью и вареньем из яблок, которое мать не успела закрыть. На подоконнике в глиняных горшках — засохшие стебли лилий, их лепестки крошатся при прикосновении. «Ты помнишь, как она поливала их каждый вечер?» — Андрей проводит пальцем по пыли на комоде, где стоит фотография в треснувшей рамке. Василий молча открывает шкаф с одеждой, пахнущей нафталином: «Не время вспоминать. Надо
Марина выгружает чемодан с потёртыми наклейками «Киев-Львов» у дома с облупленными синими ставнями. Отец, Николай, встречает её молча, пальцы в краске от масляных холстов в мастерской. «Ты зачем вернулась? Тут тебе не галереи модные», — бросает он, разглядывая её розовые волосы. На рынке Оксана, в фартуке с пятнами от свёклы, шепчет за прилавком: «Твой Андрей теперь с Соней из шиномонтажа крутит. Вчера видели, как в «Таврии» у трёх мостов целовались». Марина мнёт в кармане чек на оплату
Олена з дітьми, Андрієм і Марічкою, приїжджає до будинку батьків у селі під Львовом. Стара хата з тріснутим вікном, запах ліазу з подвір’я, бляшаний самовар у кутку — все, як за життя матері. Чоловік Олени, Микола, везе з міста картонні коробки: «Ти впевнена, що хочеш тут жити? Тут навіть туалет на дворі». Донька знаходить під ліжком щоденник з вицвілими квітами на обкладинці, а син розгортає жмут чорно-білих фото, де дід у вишитій сорочці тримає на плечі козу. В щоденнику — записи про арешт
Семен, водитель грузовика, и Людмила, парикмахер из Одессы, делят тесную киевскую квартиру в старом доме возле Дарницкого рынка. Их свёл общий знакомый из-за долгов за коммуналку: у Семена не хватало денег после развода, у Людмилы муж пропал, оставив квитанции. Утром их дети — его дочь Маша, 14 лет, и её сын Андрей, 16 — сталкиваются в коридоре, споря за душ. «Ты опять полчаса грела воду!» — бросает Андрей, поправляя очки. Маша хлопает дверью, оставляя мокрое полотенце на стуле. Вечером Людмила
В селе под Карпатами Игорь Коваль, плотник с облупленными костяшками пальцев, копается в старом сундуке на чердаке дедова дома. Находит письма 1944 года с печатью «Перемышль» и фото женщины в выцветшем платье — бабка Мария, которую дед Василий никогда не упоминал. За окном трещит дизельный мотор — сосед Петро привез цемент для ремонта сарая. «Що ти там, музей відкриваєш?» — кричит снизу сестра Оля, разливая узвар по глечикам. Игорь молчит, прячет конверт за ремень, пока мать на кухне режет
Лера, шестнадцать лет, втихаря записывает каверы на старый ноутбук за шкафом в хрущёвке. Отец, Николай Семёнович, находит папку с треками после того, как случайно задел провод — файлы удаляет, а клавиатуру разбивает кулаком. «Ты думаешь, это жизнь? — орёт он, пахнущий соляркой и махоркой. — Музыкой сыт не будешь! Собирай вещи, поедешь к тётке в Воронеж, в мед готовиться». Лера сбегает через окно, берёт билет на автобус до Киева, ночует на вокзале. Поёт в подземке у «Золотых ворот», где охранник
Марина, в потёртом фартуке с пятном от свёклы, каждый вторник натирала паркет в трёхкомнатной квартире на Липках. Хозяйка, Ольга Николаевна, в халате от «Зингер», тыкала каблуком в трещину между плитками на кухне: «Ты *опять* соду вместо чистящего использовала? У Игоря аллергия». В холодильнике стояли банки с маринованными опятами — их привозила свекровь Ольги из Житомира, но Марине запрещали их открывать. Когда Сережа, пятилетний сын, размазывал манную кашу по столу, Марина вытирала всё
Оля, в засаленном фартуке с пятном от хризантем, роняет букет у входа в цветочный магазин на Подоле. Саша, поправляя часы Breitling, задевает плечом витрину с кактусами — подбирает рассыпавшиеся герберы. "Вы всегда так встречаете клиентов?" — смеётся он, протягивая стебли с обломанными лепестками. Она молча заворачивает ему "корзину для тёщи" в гофробумагу, прячет руки с царапинами от розовых шипов. Ира, коллега Оли, щёлкает жвачкой у кассы: "Мужик в костюме Armani тут
Андрей, водитель скорой из Киева, каждое утро начинал с прокуренного салона маршрутки и объезда пробок по Проспекту Победы. В кармане — смятая пачка «Примы», на панели — треснувшая иконка святого Николая. В больнице, где он забирал Ольгу, медсестру с татуировкой совы на запястье, вечно ломался кофе-автомат. «Опять кипятка нет? — бормотал он, стуча по аппарату. — Как вы тут людей лечите?» Ольга, закатывая глаза, сувала ему термос с чаем: «Без театра можешь?» Звонок от матери из Херсона заставал
В центре — Дмитро, 27 лет, механик из Житомира. Его сестра Оксана, 24, работает в пекарне на Андріївському узвозі. Утром он чинит «Днепр» соседа, пока та закатывает тесто, ворча: «Дмитре, ти знову забув про рахунки?» — «Та годі вже, — бурчит он, — завтра справлю». Вечерами они слушают старый радиоприемник в квартире с облупленными обоями, где на холодильнике — записка от матери, умершей год назад: «Не ссорьтесь из-за глупостей». Перелом — находка коробки с письмами от отца, которого считали
Сергей, машинист с облупившимся логотипом РЖД на форменной куртке, закурил у тепловоза перед сменой. Последний рейс из Подольска в Москву — 23:15, почти пустой вагон, только трое пассажиров. Жена Марина звонила за час: *"Опять ночью? Сын сопливым засыпает, тебе хоть кол на голове теши"*. Он бросил окурок под колеса, поправил промасленные перчатки. В кабине пахло металлом и старым пластиком — мотор гудел, как пьяный на вокзале. У разъезда Заокский в вагон ввалилась Алла, пахнущая
О, слушай, вот история, которая начинается как типичная сказка про богатеньких — ну ты знаешь, эти вечные игры аристократов. В городе крутятся две мажорные семьи: Андриановы и Зельдовы. Их дети должны пожениться, и все вокруг только и говорят, что это не свадьба, а какой-то мега-слияние корпораций. Бизнес, конечно, важнее чувств — классика жанра, да? Но тут начинается самое интересное. Родион, наследник Андриановых, вляпывается в историю — застревает в лифте с какой-то тихой блондиночкой Соней.
Вот как можно переписать историю, добавив эмоций и «человечности»: Знакомьтесь, Вика — 22 года, радиоэфиры по утрам, тусовки с подругами до рассвета. Жизнь — сплошной драйв, пока в один момент всё не летит под откос. Представь: она в прямом эфире шутит про топ-чарты, и вдруг — бледнеет, микрофон выпадает из рук… Скорая, госпиталь, диагноз, от которого мурашки по коже. Сердце, понимаешь, отказывает. Врачи разводят руками: «Месяц, максимум два». А потом — чудо. Донором оказалась женщина, попавшая
Знаете, в одном из тихих переулков Москвы, почти в самом центре, притаилось местечко, которое сложно описать в двух словах. Представьте: кафе, где пахнет свежим кофе и чем-то домашним, но вдруг замечаешь полки с потрёпанными книгами — вроде тех, что бабушка хранит на антресолях. А ещё тут между столиков разбросаны диски с музыкой, будто кто-то решил устроить барахолку посреди обеденной зоны. «Интернет? Да пожалуйста!» — словно говорит атмосфера, но это явно не главное. Ах, эти выходные! Обычное
Знаешь, вот жил себе мужик, вроде успешный, под 50 — делами занят, деньги считает. А вся фигня-то из прошлого вылезла, как всегда. Лет двадцать назад бросил беременную невесту — да-да, классика. Наговорили ему, мол, не твой ребёнок, ну он и повёлся, дурак. А потом бац — через четверть века эта самая женщина объявляется. Умирает от рака, бледная, еле говорит. И тут он понимает: всё, что она тогда говорила — правда. И ребёнок-то его. Дочь, 23 года, выросла без отца. Вот это удар под дых, а? Сидит
Знаешь, иногда жизнь бьет так, что даже в десять лет понимаешь — ничего уже не будет как раньше. Вот у Шуры отец погиб, а она, маленькая, через это болото горя еле выплыла. Годами мама с ней вдвоем жили — тихо, как в аквариуме: все предсказуемо, все безопасно. А потом бац! — в дверях этот чужак с чемоданом. "Будущий муж", понимаешь? Ну, она ж подросток — вскипела сразу. То дверью хлопает, то упреки швыряет, то вообще молчит неделями. А мама-то… Мама тихо угасала, а Шура даже не
Вот, представьте: нашёл Сергей Ермолаев, этот крутой московский бизнесмен, настоящую любовь… да не где-нибудь, а у коровника в глухой деревне! А вокруг него, конечно, кипит своя движуха — конкуренты строят козни, ФСБ-шники что-то мутят, министр консервативный нервно курит в сторонке. И всё бы ничего, но машина у Сергея ломается посреди российской глухомани — ну типичная же история, да? Ремонт, скука, он шатается по деревне — и бац! Алевтина. Простая, земная, с руками от работы. И ведь все
Знаешь, иногда жизнь подкидывает сюжеты, которые даже самому матерому писателю не придумать. Вот смотри: громкое преступление, идеально спланированное — прямо как из черновика новой книги известного автора, Игоря Феонова. И ведь книгу-то ту еще не выпустили! Сами понимаете, сыщики сразу навострили уши: а не сам ли «творец» решил проверить свой сценарий в реальности? Феонов, конечно, в шоке — его же детище обернулось против него. Но оправдываться не может: то ли потому, что запутался в
Знаешь, иногда кажется, что обычный рейд бандитов — это как перевернуть камень: гадину найдёшь, да и только. Вот и тут — приграничный пост, фургон с водкой, всё тихо... А потом бац! Ребята вломились как ураган, искали наркотики в тайниках. Ну, типа, классика: водка-то явно прикрытие! Но жизнь-то любит сюрпризы. Вскрыли они ящик, а там... человек. Живой. Съёжившийся, бледный как мел. И молчит, будто смерть за плечом стоит. И знаешь, что самое жуткое? В тот момент они ещё не поняли, что эта
Знаешь, иногда самые крутые истории начинаются с «а давайте попробуем!». Вот представь: пять юристов — не каких-то там скучных офисных клерков в пиджаках, а реально талантливых, дерзких, с огнем в глазах. Им бы спокойно в престижных конторах кейсы разбирать, бабло считать, но нет! Решили, видите ли, создать что-то вроде «скорой помощи», только для правовых проблем. Представляешь? Звонишь ночью, тебя трясет от несправедливости, а на том конце провода — живой человек, готовый влёт вникнуть в твою