Александр, успешный и амбициозный архитектор, привыкший к размеренной жизни в своем роскошном пентхаусе, внезапно оказывается втянутым в череду неожиданных событий. Его спокойное существование нарушает появление новой соседки, загадочной и эксцентричной художницы Алисы, которая переезжает в соседнюю квартиру. С первых минут их знакомства становится ясно, что она — настоящая буря в его обыденной
Лиза, в потёртом пальто и с чемоданом, обклеенным наклейками пианино, выходит на перрон киевского вокзала. В консерваторском общежитии её встречает соседка Марина, развешивающая мокрое бельё на батарею: «Если будешь играть ночью, привяжу к стулу скрипкой». В классе №7, где пахнет лаком и пылью, преподаватель Андрей Петрович, постукивая карандашом по фонотеке, бросает: «Твой Шопен звучит как марш
Олег, утром заваривая растворимый кофе в хрущевке на Оболони, заметил, что окна соседнего дома отражают небо, которого нет — полосу ржавых труб и облупленную вывеску «Продукти». Вчерашний разговор с Катей всплыл обрывками: «Ты тоже их видишь? Как будто пленка надрывается…» По дороге на работу в метро «Днепр» он наткнулся на граффити — лицо девушки с трещиной вместо глаза. Той же вечером, роясь в
В морге на окраине Киева Олег Семенович, патологоанатом с пятном кофе на халате, ворчит на новенькую Ирину, пока та роется в ящике с инструментами. «Где скальпель? Вчера клала сюда», — бормочет она, перекладывая пробирки. Олег щелкает пленку фотоаппарата: «Не ищи, возьми мой. И перчатки не забудь — вон у трупа в углу ноготь синий, гляди, заразу подхватишь». На столе — тело женщины в порванном
Оксана приезжает в Киев из Варшавы, узнав о смерти отца, Виталия Гордеева. В квартире на Оболони она находит незавершенное завещание и пачку писем от женщины по имени Ирина: *«Виталик, Андрею уже 16. Когда перестанешь прятаться?»*. На стройке бизнес-центра «Северный», где рабочие спорят из-за просроченной бетонной смеси, к ней подходит мужчина в заляпанном ветровке — сводный брат Андрей.
Олег замечает синяк на руке сына Саши, пока тот ковыряет вилкой в тарелке холодных драников. «Смотри, опять система глючит», — бормочет он жене Ирине, тыча пальцем в гарантийный тарифник от «ДитяКо». Они купили пакет «Стандарт» с возвратом в течение пяти лет, но потеряли бумажный чек из-за потопа в хрущевке, когда лопнула труба на третьем этаже. Ирина звонит в колл-центр компании, прижимая
Оксана приезжает в село под Черниговом после звонка тети Галины: «Съезди к бабе Параске, опять печь дымит, а она на лестницу залезть не может». В доме, пахнущем яблочным вареньем и сапожным клеем, старуха тычет костылем в трещину в кладке. За вязанкой дров Оксана находит жестяную коробку с письмами от отца — тот уехал на заработки в Киев в 92-м и пропал. На обороте квитанции за свет, засунутой
Оля, аптекарша с восьмилетним стажем, каждое утро протирала пыль с коробок *«Анальгина»* и пересчитывала йод. В тот день бабка в платке тыкала пальцем в рецепт: *«Мне от печени, но без этой гадости, от которой в туалет не отойти»*. За дверью хлопнул автобус №562 — Саша, водитель с перегаром после вчерашних посиделок в гараже, курил у остановки. Дождь размыл граффити на павильоне. *«Тебе в
Оля приезжает в родное село под Черниговом после звонка брата: «Батько знову у лікарні, землю хочуть забрати». В доме с трещинами на стенах отец, Василь Іванович, сидит в старом пиджаке с потускневшими медалями, глотает таблетки от давления. Брат Тарас, в замасленной куртке, тычет пальцем в бумаги: «Підписуй, бо судитимуть». Чиновник Грицко в кожаном пальто и с золотой цепочкой на запястье
Оксана, сотрудница киевского архива с облупленным лаком на ногтях, нашла пачку писем 1943 года между квитанциями на ремонт водоканала. Чернильные пятна сливались с пометкой «Уничтожить» на уголке страницы. В поезде «Интерсити» до Чернигова она перебирала конверты, пахнущие затхлостью подвалов: «..._завтра отведу раненого в сарай за силосной ямой_», — писала незнакомая рука. Бабушка Мария,
Максим, писатель с тусклыми глазами и вечным пятном кофе на рубашке, предлагает Кате, студентке-филологу, следить за ним три недели. «Фиксируй каждый шаг: как я курю на балконе, ору на редактора в скайпе, ем холодную пиццу», — говорит он, развалившись на диване с сигаретой. Катя соглашается, но морщит нос от запаха пепельницы. Ее блокнот быстро заполняется деталями: треснутая чашка на кухне,
Лида, 23 года, в синей куртке с оторванным капюшоном, раздает флаеры у входа в лагерь "Солнечный". Влад, администратор, курит за конторкой, стирая пепел с карты смены: "Опять родители звонили — спрашивают, почему дети в группе «Вконтакте» пишут про черные тени". Вечером в столовой Оля, медсестра с татуировкой колибри на запястье, наливает Лиде холодный компот: "Слышала,
В Карпатах, в старом трехэтажном отеле с резными деревянными балконами, Орест и Марьяна, брат с сестрой, делят наследство после смерти отца. Орест, в потёртой кожанке, настаивает сохранить всё как было: «Здесь каждый гвоздь отец забивал сам», — бормочет он, протирая пыль с фотографии 1987 года, где семья стоит у только что построенного здания. Марьяна, в ярком свитере с оленями, спорит: «Ты
Анна, 34 года, учительница из Одессы, в дождь застряла у подъезда с сумкой тетрадей. Рядом — Ира, соседка-парикмахер, жуёт жвачку, каблук застрял в трещине асфальта. «Слушай, ты же не железная, — Ира махнула рукой на её живот, — врач сказал, сердце не вытянет. Решай быстрее». Анна молча поправила платок, вспомнила слова гинеколога: «Прервать или рискнуть. Шансы — 30%». В автобусе №220, пахнущем
Оксана, официантка из кафе на Подоле, в пятницу вечером пролила раф на бежевую куртку клиента — Марка, инженера-архитектора. "Шторки на кухне надо укоротить, а то я в них путаюсь", — бросила она, вытирая лужу тряпкой с запахом мицеллярки. Марк, разглядывая пятно с мазью "Спасатель", усмехнулся: "Зато теперь пахну, как моя бабушка в 90-х". В кармане куртки он забыл
Соломон Шульман, седой мужчина в очках с толстыми линзами, раскладывал потрепанные фолианты на полках своей лавки возле рыночной площади. На столе — разобранный будильник 30-х годов, масляные пятна на газете "Вечерние вести". В дверь ворвался Артур в модной ветровке, пахнущий городским парфюмом: "Контракт на квартиру подписан. Завтра грузчики приедут". Соломон протер тряпкой
Алиса переехала в питерскую коммуналку на Петроградской, устроилась официанткой в кафе «Бриз» с видом на канал Грибоедова. В перерывах курила во дворе-колодце, слушая соседку Марфу, которая судачила про «художника-затворника с третьего этажа». Максим рисовал портреты туристов у Казанского собора, носил потрепанный плащ с запахом льняного масла. Они столкнулись в прачечной — он попросил помочь
Настя, пятнадцать лет, в джинсах с протертыми коленями, нашла пожелтевший листок в комоде бабушкиной комнаты. Там пахло лавандой и старыми газетами. Список был написан корявым почерком: «Съездить на море», «Поплавать на байдарке», «Помириться с Лидкой до осени». Ольга, мать Насти, застала её за чтением у окна, заваленного горшками с геранью. «Опять ворон ловишь? Уроки сделала?» — бросила она,
Нико, коренастый грузин с шрамом над бровью, торговал на барахолке в Тбилиси старыми иконами. Его напарник Леван, вечно жующий церхелу, сторожил ящик с «особым» товаром за ларьком — туда прятали серебряные кресты XVIII века, обёрнутые в газету «Коммунист». «Слушай, завтра украинцы ждут партию у метро Руставели, — бормотал Нико, разглядывая треснувшую икону Богородицы. — Если опоздаем — кинут, как
В центре — Антон и Лера, пара из Москвы, ждущая первенца. Они снимают квартиру в хрущёвке на окраине, где обои в цветочек давно облезли по углам. Лера, архитектор на удалёнке, целыми днями скроллит форумы для мам, сравнивая цены на стерилизаторы, а Антон, менеджер в логистической компании, тайком курит на балконе, пряча окурки в банку из-под огурцов. В субботу они едут в «Детский мир» за коляской
В центре — Дмитро, 27 лет, механик из Житомира. Его сестра Оксана, 24, работает в пекарне на Андріївському узвозі. Утром он чинит «Днепр» соседа, пока та закатывает тесто, ворча: «Дмитре, ти знову забув про рахунки?» — «Та годі вже, — бурчит он, — завтра справлю». Вечерами они слушают старый радиоприемник в квартире с облупленными обоями, где на холодильнике — записка от матери, умершей год
Вот, представляешь, в этом приморском городишке — знаешь, таких полно вдоль побережья — крутились судьбы трех подруг. Лика, местная красотка, от которой все мальчишки с ума сходили. Настя — эта идеальная девочка с медалью и пятерками, гордость родителей. И Женька — сорвиголова в рваных джинсах, которая только и грезила, что сбежать в море подальше от всех. Ах да, Женька… Влюбилась по уши в Колю,