Го Ху

В старом чайном магазине на углу улицы Цинхэ в Ханчжоу Су Ин, дочь владелицы, каждое утро перебирала высушенные листья жасмина, замечая, как пыль оседает на деревянных полках. Её жизнь состояла из запахов чая, разговоров с пожилыми клиентами в выцветших куртках и тихих перекуров во дворике, где росла старая слива. Всё изменилось, когда Чэнь Сюань, сын партнёра магазина из Шанхая, приехал
Ли Вэй, массивный полосатый тигр с выцветшим шрамом на левой лапе, копался в грязи на краю рисового поля. Его когти, больше подходящие для охоты, неуклюже цепляли корни сорняков — соседка-черепаха наняла его прополоть участок за три сушёных кальмара. В трёх метрах от него Мэй Лин, журавль с перьями цвета пепла, методично выдёргивала из ила ракушки, бросая их в плетёную корзину. «Если ещё раз
Ли Мин, архитектор из Шанхая, в разгар дедлайна находит в квартире бабушки потрёпанный дневник 1930-х годов. На страницах — записи о Сяо Юй, дочери деревенского гончара, которая тайно обучалась ремеслу, несмотря на запрет отца. В дневнике засохший цветок магнолии; Ли Мин вдруг вспоминает, как бабушка в детстве шептала: *"Глина помнит руки, которые её лепили"*. Вечером, разговаривая по
Ли Мэй, пятнадцатилетняя школьница из Чэнъаня, каждое утро обходит траншею с треснувшим асфальтом возле своего дома — дорогу перекрыли из-за ремонта теплотрассы. В старом районе, где воздух пахнет жасмином и пылью, она находит в кладовке деда деревянную шкатулку с трещиной в форме молнии. Внутри — бронзовый компас, покрытый иероглифами. Дед Лин, чинящий радиоприемник на кухне, бросает фразу:
Ли Сяотунь втискивается в толпу на рыбном рынке Чэнду, притворяясь покупательницей. Ее пальцы скользят по бархатному клатчу пожилой женщины, вытаскивая бумажник, пока та торгуется за карпа. «Эй, бабушка, ваш кошелек упал!» — кричит она, подбрасывая его обратно, заметив в толпе Чэнь Цзиня. Детектив, в мятом пиджаке и с недокуренной сигаретой в зубах, хватает ее за запястье: «Третий раз за месяц
Ли Сяо, курьер из Чэнду с татуировкой дракона на запястье, каждое утро заезжает в химчистку на улице Жуйцзинь, чтобы сдать окровавленную форму после ночных драк. Его дочь Мэйчжи, семь лет, в рваных кроссовках с единорогами, рисует в блокноте больничную палату, пока он меняет капельницу. «Доктор Ван сказал, шрам на сердце растет», — бормочет Ли, разминая распухшие суставы. В подвале за магазином