После трагической утраты родителей, юные Харука и Сора оказываются на распутье. В поисках утешения и стремления сохранить ускользающие воспоминания о счастливом детстве, они решают вернуться в уединенный дом своих бабушки и дедушки, спрятанный среди живописных сельских пейзажей. Здесь, в этой тихой деревушке, Харука погружается в воспоминания о беззаботных днях, проведенных на летних каникулах.
Крафт Лоуренс, торговец шерстью с обветренным лицом, натыкается на спящую Холо в амбаре деревни Паслоэ. Вместо страха — торг: «Две серебряные монеты за провоз до Сесоны? Слишком дёшево для богини урожая», — усмехается он, поправляя потёртый ремень на тюке с пряностями. Волчица с рыжими прядями и клыками, торчащими сквозь яблоко, парирует: «Твоя телега воняет дешёвым воском. Северные дороги без
Аяко, дочь кузнеца из приморской деревни Усио, нашла в старой кузне ржавый медальон с трещиной в форме молнии. Отец запрещал трогать ящик под верстаком, но после его смерти она разбила замок топором. Медальон прилип к ладони, оставив шрам, а из дыма печи материализовался мужчина в доспехах с обугленным краем плаща. «Ты освободила проклятие, — сказал он, подбирая с пола крошки засохшей хурмы. —
Юдзу, рыжеволосая первокурсница в бело-синей форме, переезжает в дом мачехи после свадьбы отца. Там она сталкивается со своей новой сводной сестрой — Мэй, старшеклассницей с чёрными волосами, застёгнутыми на все пуговицы строгими кардиганами. В школе для девочек Мэй игнорирует Юдзу, пока та не застаёт её в пустом классе за пианино. «Ты давишь на клавиши, как на врагов», — бросает Мэй, вставая
Кэнсукэ, плотник из деревни у подножия горы Фудзи, каждое утро затачивал старый кинжал с треснувшей рукоятью — подарок умершей жены. На рынке в Эдо он случайно столкнулся с Рютаро, своим бывшим командиром из времён восстания в Сацуме. "Думал, сгнил в какой-нибудь канаве?" — прошипел Рютаро, раздавливая гранат в ладони, сок капал на соломенные сандалии Кэнсукэ. Той же ночью кто-то поджёг
Саори, в мятом школьном пиджаке, часами валялась на полу своей комнаты, уставившись в потолок с желтыми пятнами от сырости. Рядом — пустая банка колы, крошки от чипсов «Умайбо» на полу. Подруга Юка, сидя на подоконнике, болтала ногами в рваных колготках: «Слушай, может, сбегаем в «Лавсон»? У меня сотка на мороженое есть». Саори потянулась к телефону, проверяя треснувший экран: «Опять мама
Хинако, в коричневом фартуке с пятном от варенья, вытирала стойку кафе возле станции Сибуя. В дневнике с потрепанным корешком она записала: «Наохиро вернулся. Говорил о поезде, который опаздывал на 15 минут». Он появился в дверях с мокрым зонтом, смеясь: «Ты все еще добавляешь три ложки сахара в эспрессо?» Они сидели за угловым столиком, а за окном мартовский дожзь стучал по асфальту. Он показал
**Первый абзац:** Такуя, в засаленном фартуке, замешивал тесто в пекарне возле станции Сибуя, когда заметил, что его ладони светятся тусклым оранжевым. «Опять глюки из-за недосыпа», — пробормотал он, вытирая муку о джинсы. В тот же день Юки, студентка-биолог, уронила пробирку с синей жидкостью в лаборатории Университета Тодай — реактив завис в воздухе, будто невидимая рука. «Этого не может быть…
Знаете, иногда натыкаешься на истории, от которых мурашки по коже — вроде бы понимаешь, что границы переходить нельзя, но сердце всё равно сжимается. Вот как эта история про брата и сестру... Представляете, они будто заперты в каком-то странном коконе своих чувств: то ли любовь, то ли безумие, а может, просто отчаяние. Говорят, там всё так накалено, что к середине фильма уже забываешь, кто кому