Лайла, 14 лет, копалась в подвале старого дома в Мичигане, пытаясь найти папины инструменты, когда заметила синие огоньки за коробкой с треснувшими елочными шарами. "Зои, они... как капли лавы в темноте", — прошептала она в телефон, тыкая пальцем в липкую паутину. Вместо ответа услышала хруст — существо с перепончатыми ушами грызло провода от гирлянды, оставляя на пластике мелкие следы,
Сэм Ковач, бывший журналист с привычкой жевать мятные таблетки от стресса, и Эмили Торрес, экс-юристка в поношенных лабутенах, расследуют фейковый скандал вокруг мэра Бостона. В съёмной квартире Эмили на столах валяются распечатки переписок из Telegram, пустые банки из-под энергетиков. "Это не слив — подстава", — бормочет Сэм, сравнивая даты в договорах, пока Эмили звонит информатору из
В Киеве, 2014-й. Пол Манафорт, в смятой рубашке с пятном от кофе, развалился в кресле, затягиваясь сигарой. Его помощник Рик Гейтс листал договоры с печатью «Партия регионов», швыряя в пепельницу окурки. «Флаги не трогаем, меняем заголовки в прессе. Украинцы должны видеть Запад как цирк с клоунами», — бросил Пол, разминая плечо после операции. Через три дня в подвальном кафе Вашингтона Александра
Кирилл, бывший студент-историк, приезжает в Екатеринбург после того, как находит в архиве письмо своего деда, связанное с исчезновением группы туристов. В библиотеке имени Белинского он сталкивается с Анной, архивариусом в потертой кофте, которая передает ему папку с пометкой «ДСП». Среди документов — фотоальбом с вырванными страницами и записка на обороте карты: *«Не ищи их на склоне, смотри
На углу 42-й улицы и Шестой авеню Тони Старк, в рваной куртке с пятнами кофе, тыкал пальцем в голограмму размером с грузовик. "Паркер! — крикнул он в ком, глядя на камеру дрона, — у тебя три минуты, чтобы добраться до Бруклинского моста. Там тринадцать машин застряли в щебне после взрыва. Роботы-мусорщики снова глючат". Питер, застрявший в очереди за хот-догом у входа в метро, бросил
Рональд, застегивая пиджак перед зеркалом в спальне с обоями в мелкий цветочек, споткнулся о коробку со старыми кинопостерами. «Ты опять забыл про ужин с Майклом», — сказала Нэнси, поправляя ему воротник. Ее красный блокнот с расписанием лежал на тумбочке рядом с пустыми флаконами от духов. Внизу, на кухне с желтыми шторами, Патти размазывала яичницу по тарелке: «Ты разрешаешь им бомбить деревни,
Дэвид Ленге, нейрохирург с привычкой поправлять очки во время разговора, спорит с анестезиологом о дозировке перед операцией на гипофизе. «Ты хочешь, чтобы он проснулся посреди разреза?» — бросает тот, щелкая шприцем. В соседнем кабинете Аманда Литтл, в белом халате с пятном от кофе, разворачивает снимок МРТ: «Видите эту тень? Она медленно отнимает вашу память». Пациентка, сжимая сумку с
Одри, 34 года, переезжает из дождливого Бристоля в Дубай после неожиданного предложения работы в архитектурной фирме. Её квартира на 15-м этаже в районе Марина оклеена фотографиями сына-подростка, который остался с отцом в Англии. В офисе с панорамными окнами начальник, Халед, вручает ей чертежи жилого комплекса в пустыне: «Здесь будет бассейн на крыше. Клиенты хотят, чтобы он светился ночью —
Эдди Сандерс, адвокат с кофейным пятном на галстуке, втискивал папки в переполненный портфель, пока его клиент Маркус Райт, студент-активист, закуривал у здания суда на 5-й авеню. В зале №217 судья Картер, лысеющий мужчина в очках с золотой оправой, монотонно зачитывал обвинения: "Подстрекательство к бунту, организация несанкционированных митингов у водонапорной башни 12 июня". На
Юко, мастер по ремонту кимоно из токийского района Асакуса, обнаружила в подкладке старинного одеяния письмо на русском языке. Чернила выцвели, но подпись — «Наталья, Владивосток, 1968» — осталась четкой. За лунным окном гудел кондиционер, а соседка-старушка, перебирая шелковые лоскуты, бурчала: «Опять клиенты мусор приносят? Выбрось, не отвлекайся». Юко спрятала конверт в коробку из-под моти,
В детстве Шейн МакГоуэн топчет грязь фермы в графстве Типперэри, пока его отец Морис в рваном пиджаке грузит чемоданы в фургон — семья едет в Лондон. В школе одноклассники передразнивают его акцент: «Повтори "тридцать три", деревенщина!» По вечерам мать Теза варит картошку в крохотной кухне, а Шейн рисует драконов на обороте счетов за электричество. В 1972-м он выбрасывает форму
Рут, седая женщина в растянутом кардигане, каждый вечер проверяла замки на дверях ветхого дома у скалистого побережья. На кухне пахло подгоревшим тостом — она забывала выключить старенький тостер, пока разглядывала трещину на окне, появившуюся после последнего шторма. В три ночи её разбудил лязг ведра в подсобке. «Кто здесь?» — прошептала она, сжимая фонарик. На полу у порога лежал мокрый след,