В избе с печкой-голландкой и облезлыми ставнями Савва каждое утро пилил дрова, пока бабка Аграфена ворчала: «Опять валенки промочил? Мороз-то на дворе — щёки отлетят!» Подросток игнорировал её, заворачивая в шарф с дыркой на локте. На свалке за оврагом, где ржавые трубы торчали из сугробов, он нашёл старика в тулупе, замерзающего у разбитых саней. «Ты… не видел трёх белых коней?» — хрипел
Иван, худой, с всклокоченными волосами, торопливо шагал по Гороховой улице, спотыкаясь о булыжники. В кармане пальто — смятое письмо от сестры Дуни: *«Петрович требует ответа до субботы… продам часы, если не поможет»*. В трактире «Якорь» его ждал Семен, бывший семинарист, жевавший селёдку с чёрным хлебом. «Опять за своё — грех считать деньги чужими?» — хрипел он, вытирая жирные пальцы о
Леонардо ковыряет кистью потрескавшуюся штукатурку в мастерской Верроккьо. Сандро тычет пальцем в эскиз крещения Христа: *«Твой ангел слишком женственный, Андреа выгонит»*. Леонардо растирает синий пигмент из толченых лепестков васильков — краска пахнет пылью и мочой. Переезд в Милан: Людовико иль Моро требует конную статую отца, но вместо воска для литья мастер зарисовывает дренажные каналы.
В порту Одессы матрос Алексей Железняк, коренастый и с обветренным лицом, получает от связного смятый клочок бумаги: *«Документы в госпитале №3. Ждать у аптекарского склада после смены»*. Он прячет записку за голенище сапога, поправляет бескозырку. В госпитале, среди запаха карболки и стука костылей, медсестра Анна, в платье с выцветшим фартуком, шепчет: *«Ищите ящик с красным крестом — там не
Карла, рыжеволосая танцовщица из Мехико, каждое утро покупала тамале у уличного продавца возле станции метро Чапультепек. Ее партнер Родриго, с обветренными руками от работы на стройке, опоздал на репетицию в третий раз за неделю. «Опять проспал? Ты знаешь, что через две недели qualifiers в Монтеррее?» — бросила она, поправляя ленту в волосах. Они тренировались в заброшенном гараже, где пахло
София, 28 лет, каждое утро месит тесто в семейной пекарне на углу пьяццы Навона. Запах корицы смешивается с дымом от мотоцикла соседа, который регулярно паркуется у витрины. «Опять Лука заблокировал вход?» — бросает она младшей сестре Марте, 19 лет, разбирающей коробки с изюмом. Марта, студентка-медик, прячет под столом конспекты по анатомии — вместо лекций помогает Софии, пока их мать лежит в
Дежнев с командой из двадцати промысловиков и казаков прокладывают маршрут вдоль Колымы. Федот Попов, купец с выгоревшей на солнце бородой, спорит с Дежневым у карты: «Лодки не выдержат, лед еще тонкий». В Якутске перед выездом ясак собирают — меха соболя, лисицы. Местный старейшина Акай отдает шкурку с дыркой: «Белому царю хватит». По ночам в лагере шалят — пьют таежный чай с брусникой, чинят
Лиам, 17 лет, с сестрой Эмили, 14, роются в старом сарае за домом из плитняка. Отец пропал три дня назад, оставив только рваную карту шахт под городом. На кухонном столе – остывший чай в кружке с надписью *"Шахтерский фестиваль-2005"*, рядом пустая упаковка обезболивающего. «Смотри, – Эмили вытирает пыль с фото: отец в каске стоит у туннеля с трещиной, залитой бетоном. – Он говорил, что
Роми, девочка в залатанном синем платье, живет с бабушкой в полуразрушенном доме на окраине города. Руины с торчащими балками, разбитые витрины магазинов — обычный пейзаж 1953 года. В школе, устроенной в бывшем бомбоубежище, она рисует углём на обёрточной бумаге, пока учительница в потёртом пальто рассказывает про дроби. После уроков Мария, соседка с ожогом на левой руке, тащит её к
Николай Сидорович Власик, начальник охраны, каждое утро начинал с обхода кабинета вождя в здании на Старой площади. Он лично переставлял чернильницу на столе Сталина так, чтобы ручка не бликовала от света люстры, проверял защёлки на окнах, нюхал воздух — не пахнет ли краской после ночного ремонта. «Товарищ Сталин, в меню сегодня куриный бульон, осетрина и гречневая каша. Повар Семёнов готовил при
В дождь по пражским мостовым бредет Олдржих, сантехник с кривыми пальцами от гаечных ключей. В кармане у него смятый листок — список адресов от профсоюза: сегодня чинить трубы в квартире Марцелы, вдовы, что вечно сушит белье на балконе третьего этажа. «Опять эта капающая ванна? — хрипит она, закуривая *Start*. — Муж бы починил за пять минут, если б не тот поезд…» Олдржих молчит, выковыривая
Лина, 27 лет, бармен из Чикаго, каждую ночь протирает стойку в «Красном фонаре» — заведение с треснувшим неоном и клиентами вроде пьяного джазмена Сэма, который вечно повторяет: «Дай мне виски, как в тот вторник». Её кулон с трещиной — подарок бабушки-спиритуалистки — нагревается, когда в баре появляется мужчина в мокром пальто. «Ты видишь меня, — шепчет он, оставляя лужи на полу. — Они украли
