Евгений Тихонов, следователь МУРа, разбирает дело об убийстве инженера Гусева в подмосковном посёлке. Тело нашли утром возле котельной, в кармане — пачка сигарет *Казбек* с оторванной этикеткой. Тихонов замечает, что на перчатке убитого остались следы машинного масла, нехарактерного для местного завода. Его помощник, капитан Коршунов, ворчит: *"Опять эти масляные пятна. В прошлом месяце у
Сергей, затягивая ремень на рюкзаке, заметил, как Анна нервно перекладывает аптечку из рук в руки. Они стояли у подножия Эльбруса, рядом с покосившейся табличкой «Лагерь „Северный“». Максим, их гид, разбивал палатку, ворча на мокрый снег: «Крепления старые, как моя бабка. Завтра к перевалу выйдем, если не снесет». Вечером у костра ели консервированную тушенку, а Игорь, врач-новичок, проверял
Антон поправлял лямки рюкзака, пока Лиза копошилась в карманах, доставая помятый пакет с сухарями. «Ты вообще карту смотрел? — бросила она, указывая на тропу, уходящую в скалы. — Там же обрыв». Проводник Ибрагим, в зеленой куртке с оторванной пуговицей, засмеялся: «Ваши москвичи всегда бояться камней. Идите за мной, я знаю короткий путь». К вечеру у костра, разбив палатку возле высохшего ручья,
Сергей Морозов, бывший майор ВДВ, после увольнения устроился в частную охрану. Каждое утро он курил у ржавого гаража возле офиса ЧОПа, пока ждал смену. Начальник Николай Петрович, в прошлом его сослуживец, бросил ему ключи от «Газели»: «Сегодня «Восточный» — торговый центр. Там третью неделю подростки баллончиками метки ставят». Сергей кивнул, поправил кобуру на поясе. Вместе с напарником
Кирилл, копаясь в старом чемодане на чердаке бабушкиной дачи под Звенигородом, вытащил потрепанный дневник с обгоревшим углом. На первой странице — чертеж механизма, подписанный "Проект 'Сокол', 1943", и фото деда в военной форме у станка. "Ты чего там шебуршишь?" — крикнула снизу бабка, хлопая дверцей печки. Вечером в гараже у друга Олега, пахнущем машинным маслом,
Антон, студент-заочник из Люберец, каждые выходные встречался с Сергеем и Димкой возле ларька с шаурмой на Казанском вокзале. Они закупались дешёвым пивом «Жигулёвское», переодевались в чёрные худи без логотипов, прятали шнурки от ботинок в карманы. «Сегодня мочим «Спартак» у Чистых прудов», — бросал Сергей, разминая кулаки в кожаных перчатках с вырезанными костяшками. После драки в подземном
Аня, девятнадцать лет, торопилась на лекцию в питерском метро, когда старуха в платке сунула ей в руки потёртую шкатулку с треснувшим зеркальцем. «Бабка на Сенном рынке бурчала что-то про «кровь инеем заплатит» — позже рассказывала она подруге Кате, разглядывая янтарные серёжки внутри. Через три дня сны начали приходить: заснеженный терем с резными ставнями, мужской голос, звавший «Таисой», и
Лера встаёт в пять утра, пока на кухне пекарни не зажглись лампы. Руки в муке, она переставляет противни с караваями — в углу бабушка Капитолина, обмотанная платком, ворчит: «Сахар опять забыла?» — «Да не, бабуль, в кармане», — девушка достаёт смятый пакетик, кидает на стол. После смены бежит через рынок — мимо лотков с вяленой рыбой, где отец, Алексей Николаевич, уже тянет самогон из жестяной
В деревне Заозёрье тринадцатилетняя Василиса топит печь в избе с покосившимися ставнями. Мать, Марфа Семёновна, рубит капусту у стола с треснувшим кувшином: *"Сбегай к Гавриле-леснику, попроси лукошко морошки — батька с похмелья голова заболит"*. По дороге через сосняк девочка натыкается на старика в выцветшем зипуне, копошащегося у поваленной берёзы. Он бормочет про *"костяную
Елена, кассирша в полупустом продуктовом на окраине Твери, каждый вечер пересчитывала мелочь из разбитой копилки-свиньи. Дочь Катя, 15 лет, прятала в старом серванте тушь и сигареты с ментолом — находила их по запаху, когда та уходила на ночную смену. В квартире с облупленными обоями пахло жареной картошкой и дешёвым освежителем. «Ты хоть спросила, как я контрольную по алгебре написала?» —
Лера, студентка из Питера, приезжает в заполярный портовый городок после смерти отца. В квартире с облупившимися обоями она разбирает его вещи: потрёпанные журналы о растениях, ключи от заброшенной теплицы, фото женщины в белой шубе. На рыбзаводе, где пахнет солью и льдом, местный парень Саша в резиновом фартуке бросает ей: *«Твой батя вечно норовил розы в вечной мерзлоте вырастить… Глушил печки,
Настя из Твери, в синем плаще с оторванной пуговицей, ехала в электричке до Москвы, когда заметила парня с гитарой. Он перебирал струны, напевая: *«Дождь смывает обратные билеты…»*. Звали его Антон, из Питера — ехал на прослушивание в подземный клуб у Курского вокзала. «Тебе куда?» — спросила она, разворачивая бутерброд с колбасой. «Пока не сломаю струны или голос», — усмехнулся он, вытирая
