Игорь, 34 года, переезжает из деревни под Воронежем в Москву после закрытия местного завода. В рюкзаке — консервы от матери, потрёпанная тетрадь со стихами и фотография жены Светы. Поселился в общежитии на окраине: треснутая плитка в душевой, запах жареного лука из соседней комнаты. На стройке бригадир Коля, в тельняшке и с сиплым смехом, бросает: *«Тут не валенки пинать — за мной успевай»*. По
Елена приезжает в деревню Горячие Ключи после смерти отца. Николай Петрович оставил ей полусгнивший дом с печкой-голландкой и запахом сырой штукатурки. Во дворе дядя Миша, сосед в засаленном комбинезоне, разгружает кирпичи для памятника: «Ленка, в сарае коробка с дедовым хламом. Выкинуть?» Она машет рукой: «Потом разберу». Вечером, разбирая пожелтевшие письма 1938 года, находит конверт с адресом
Алиса, пятнадцать лет, после уроков в школе №45 на Уралмаше ищет младшую сестру Катю. Вместо того чтобы ждать у рояля в музыкалке на Ленина, 34, Катя исчезла, оставив в раздевалке раскрытый пакет с мокрыми валенками. Одноклассник Витька, жуя булку с изюмом, буркнул: «Она вчера с парнем в чёрной куртке у теплотрассы стояла». Алиса пробирается через промзону, считая трещины в асфальте, пока не
Сергей Михеев, таксист из Екатеринбурга, живет в панельной пятиэтажке с облезлым подъездом. Утром он заваривает чай в подстаканнике от машины, пока сын Миша, у которого астма, кашляет в соседней комнате. Жена Наташа, кассирша в «Пятерочке», бросает ему через порог: «Опять в баре пропадал? Деньги нужны, а ты…». Сергей хлопает дверью, бормоча: «Не прикидывайся святой, сама знаешь, откуда я беру».
Сергей, электрик из Перми, жил в пятиэтажке с обшарпанным подъездом, где на третьем этаже вечно пахло жареной рыбой. Его соседка Нина Ивановна, пенсионерка в стеганом халате, устроила скандал из-за грохота его двери: «Опять как танк вломился! Я тебе участкового натравила!» Он хлопнул железной створкой, отчего с потолка осыпалась штукатурка: «Сама мусор в лифте не выносишь — воняет, как на
Дмитрий Марков, агент СВР, получил задание внедриться в группу немецких неонацистов в Берлине. В аэропорту Шереметьево ему выдали паспорт на имя Эриха Брауна — потёртая кожаная куртка, чек из пражского бара в кармане, сигареты «L&M». Встреча с информатором прошла у киоска с шаурмой на Александерплац: «Ищи человека с татуировкой орла на шее. Он заказывает жареные колбаски по вторникам».
Катя Семёнова, младший лейтенант из райотдела на окраине Нижнего Новгорода, втянулась в историю с пропажей студентки из общаги на улице Родионова. Вместо патрулей — копание в архивах с пыльными папками 90-х, где натыкается на три похожих дела: девушки 18-20 лет исчезали раз в пять лет, последний раз — в 2015-м. Начальник, майор Глухов, хрипло ворчит: *"Тебе завтра наряд на рынок, а не
Кирилл, студент-математик из Екатеринбурга, каждое утро проверял треснутый экран телефона, сверяя расписание пар в мобильном приложении. В общаге на Уралмаше он делил комнату с Витей, который вечно храпел, и Соней — девушкой с фиолетовыми волосами, забивавшей холодильник контейнерами из столовой. После лекции по стохастическим процессам Кирилл заметил, что в его конспектах цифры начали меняться:
Анна, в рваном свитере поверх халата, разбирала банки с огурцами в подвале хрущёвки, когда услышала стук в дверь. «Соседи снизу опять затопили?» — спросила она, вытирая руки о подол, но за порогом стоял Дмитрий, её младший брат, с синяком под глазом и коробкой пайкового чая. «От Сергея с завода передал, — бросил он, протискиваясь в узкий коридор, — говорит, в аптеке на Ленина опять пусто.
Юко, мастер по ремонту кимоно из токийского района Асакуса, обнаружила в подкладке старинного одеяния письмо на русском языке. Чернила выцвели, но подпись — «Наталья, Владивосток, 1968» — осталась четкой. За лунным окном гудел кондиционер, а соседка-старушка, перебирая шелковые лоскуты, бурчала: «Опять клиенты мусор приносят? Выбрось, не отвлекайся». Юко спрятала конверт в коробку из-под моти,
Сергей, в замызганной куртке с оторванным карманом, ковырялся в двигателе старого УАЗа возле заброшенного цеха где-то под Норильском. Лиза, его сестра, таскала из развалин кирпичи для печки — треснутые, с остатками советской плитки. «Опять эту ржавую бандуру ладишь?» — бросила она, вытирая руки об ватник. Он фыркнул, доставая из-под сиденья банку тушенки 2015 года: «Без «бандуры» до Диксона не
Лиза приезжает в провинциальный Череповец после похорон матери, застает сестру Катю за разбором старого комода в доме. Пыль оседает на фотографиях 90-х, где они втроем — мать, Лиза, Катя — стоят у покосившейся беседки. «Ключи от гаража видел?» — Катя переворачивает коробку с пуговицами. Лиза молча достает из кармана смятый конверт с завещанием: материнская квартира переходит ей, а сестре — дача
