Максим, 32 года, живет в хрущевке на Ленинском проспекте. Его мать, Галина Петровна, врывается к нему в квартиру с сумкой из «Азбуки Вкуса», пока он спит на заляпанном кофе диване. «Опять вчера с этой блондинкой с Тиндера тусил? — тычет пальцем в пустую бутылку шампанского. — Мне соседка сказала, ты ей в лифте про «любовь на всю жизнь» трещал, а сам даже мусор неделю не выносил». Она находит на
Илья зажимал телефон между плечом и ухом, пока застегивал портфель с биркой от московского ателье. «Ты слышал, что я сказала? — голос Людмилы дрожал сквозь помехи. — Отец вчера упал у гаража, полчаса на асфальте пролежал». За окном хрущевки гудел трамвай, а на экране ноутбука мигал чат с коллегой: «Клиент ждет презентацию к 15:00». Илья приглушил звук, разглядывая трещину на потолке — точно такую
Кирилл, слесарь с обветренными руками, каждое утро заворачивал гайки на старом автозаводе в Подольске. После смены он заходил в "Калитку" — забегаловку с липкими столами — и пил кофе с сахарным песком. Дома жена Оля, учительница младших классов, развешивала детские рисунки над потертым диваном. «Опять акция в «Пятерочке», колбаса по скидке», — бросила она, не отрываясь от тетрадок в
Алиса, затянутая в потертый шерстяной шарф, копалаcь в архивах областной библиотеки в Твери, разбирая папки с советскими газетами. Наткнулась на выцветшую фотографию 1943 года: три женщины в военной форме стояли у полуразрушенной церкви. «Ирина, слушай, тут одна похожа на твою бабку с тем родинкой на щеке», — проговорила она в трубку, перебирая страницы пыльного дневника с пометками о каких-то
Москва, лето. Игорь, 32 года, менеджер в рекламном агентстве, застрял в пробке на Садовом кольце. В офисе его ждала коллега Аня — рыжая, в потёртой косухе, — которая сунула ему в руки пропуск на женский тренинг. «Ты же хотел понять, почему клиенты срывают дедлайны? — усмехнулась она. — Там Марина ведёт, та самая, из журнала. Скажешь, что ты... ну, Андреева Ирина. Костюм в шкафу». В раздевалке
Артём, водитель скорой с пятнадцатилетним стажем, каждую ночь колесил по промозглым улицам Петербурга. После смены он заходил в хрущёвку на Проспекте Просвещения, где жена Оля, медсестра в 21-й больнице, разогревала ему борщ из кастрюли с отколотой эмалью. «Сереже в пятницу на МРТ, — говорила она, вытирая руки об фартук с кофейным пятном. — Скинулись в отделении, но не хватает...» Артём молча
Семён Попадашкин, инженер-неудачник из Химок, каждое утро начинал с провала. В среду он залил квартиру соседки Галины Петровны, случайно сдвинув шланг стиралки ногой, пока натягивал джинсы с дыркой на колене. «Опять ты, Сёма-беда!» — орала она, тыкая мокрой шваброй в его дверь. На работе, в полупустом офисе на Ленинградке, начальник тыкал пальцем в экран: «Ты вообще чертежи смотрел? Тут вместо
Настя, медсестра из городской больницы с облупившейся краской на подоконниках, нашла в кармане своего бледно-голубого халата золотое кольцо с треснувшим аметистом. «Смотри, Ирка, — ткнула она подругу в плечо, размахивая находкой, — между перевязками валялось». Ира, закатывая бинты в стерильный шкаф, фыркнула: «Может, тот старик из палаты №4 подкинул? Говорил, ты похожа на его покойную жену».
Каждый день Надежда обходит покосившиеся деревянные дома в заполярном посёлке, втискивая пенсионные уведомления в щели рамок. Санки с потрёпанным почтовым мешком скрипят по насту, а ветер бьёт в лицо колючей снежной крупой. «Опять лекарств нет?» — старуха в валенках с гусиным жиром на ладонях хватает её за рукав телогрейки. «Завтра, Марфа Петровна, обещали», — врёт Надежда, зная, что аптекарь уже
Илья, водитель маршрутки с потёртым рулем и вечно горящим «Check Engine», каждую ночь объезжал спальные районы Петербурга. Дочь Аня, тринадцать лет, астма — врач в пятой горбольнице сказал: «Ингаляторы — временно. Нужен санаторий в Крыму, 250 тысяч. Или готовьтесь к худшему». В гараже за обшарпанным ТЮЗом Илья копил купюры в жестяной чайной банке: «Вчера 3200, сегодня — 4500. Чёрт, ещё свет
В густом хвойном лесу возле реки Печоры старый охотник Егор находит обрывок кожи с зашифрованным знаком — три перечеркнутых круга. "Это не наши метки", — бормочет он, разминая пальцами орнамент. Тем временем его сын, Санька, спорит с девушкой-проводником Аней у потухшего костра: "Ты вообще понимаешь, куда мы лезем? Тут даже волки следов не оставляют". Аня молча достает из
Лида, двенадцать лет, переехала с матерью Ириной в городок под Рязанью. Ирина, в медхалате с пятнами хлорки, каждый вечер разогревала магазинные пельмени, а Лида прятала под подушку открытки от отца — он остался в столице, обещал «навестить к осени». Заброшенный парк за старым ДК она нашла случайно, пробираясь через пустырь с крапивой. Ржавые качели под треснувшим стеклянным куполом скрипели на
