В Берлине Алексей, плотный парень в потертой кожаной куртке, разгружает ящики с автозапчастями на задворках мастерской «Штаркер Мотор». В обеденный перерыв он достает из рюкзака завернутую в фольгу картошку с селедкой, пока коллеги тыкают вилками в сосиски. «Чё, Леха, опять твоя русская диета?» — хрипит Томас, вытирая руки об ветошь. Алексей молчит, смотрит через ржавый забор на три чахлые березы
Альфонс сует в рюкзак пачку влажных салфеток, которые мама настойчиво сунула ему в руку, пока Тобиас у окна автобуса дразнит Лину, выкрикивая: «Ты же знаешь, что у тебя компас всегда север путает с буфетом!». Водитель, господин Беккер, ворчит на разлитую на сиденье колу, а фрау Шмидт, поправляя очки, пересчитывает учеников в третий раз за последние десять минут. По дороге в замок Штауфенберг
Лейла, дочь стамбульского рыбака, протирала масляные пятна на фабричной форме, пока начальник цеха Мурат орал про «турок, которые даже конвейерную ленту портят». Она украдкой совала в карман бракованные болты — отец чинил ими лодку. Когда Мурат пригрозил уволить её за кражу, Лейла сожгла трудовой договор в пепельнице из-под его сигар и сбежала на пароме в Салоники. В порту Пирей греческий моряк
Лена, реставратор из берлинского музея, случайно обнаружила в ящике стола сломанный амфорный черепок с выцарапанными координатами — 34°55′N 33°08′E. Ее напарник Жан, морской биолог из Марселя, расшифровал метку как порт Лимассола. «Там не рыбы, а контрабанда, — хрипел он по телефону, зажимая трубку плечом, пока чистил кальмара. — Спроси Мирто из Никосии. У него шрам под левым глазом». Мирто,
Лена Шульц, 22 года, работает швеей в крохотной мастерской на задворках Дрездена. Каждое утро она покупает кофе в автомате на вокзале Нойштадт, считая мелочь из жестяной коробки с изображением Альбрехтсберга. Ее сосед по цеху, Томас Беккер, 45 лет, бывший инженер, чинит старые швейные машинки «Pfaff» и ворчит: «Платья сейчас шьют из дерюги. В 80-х даже подкладку шелком обрабатывали». Лена тайком
Лейла, дочь сельского аптекаря, каждое утро запрягала лохматую лошадь в сани, чтобы развести лекарства по соседним хуторам. В тот день маршрут прервал окрик из чащи: мужчина в порванном тулупе, Ард, лежал в сугробе с глубоким порезом на плече. "Ты же не из этих мест, да?" — спросила Лейла, накладывая повязку из льняной тряпки, пока он молча смотрел на дым из трубы её избы. Вечером,
Лина, 34 года, чинит старую деревянную лодку «Марта» в порту Ростока, пока её сын Йонас, 9 лет, собирает ржавые гвозди в жестяную банку из-под печенья. Каждое утро они проверяют пробоины в корпусе: Йонас тыкает пальцем в трещины, Лина замазывает их смесью смолы и опилок. «Школьный проект по биологии — снова про моллюсков?» — спрашивает она, заметив, что сын рисует осьминога на обложке тетради.
Лиза Мюллер, 22 года, каждое утро открывает кафе *Kornblume* возле станции Шарлоттенбург, развешивает выпечку на витрине. Ее младший брат Томас, 19, засыпает за столом в углу, пока листает конспекты по биохимии. Отец, Карл, три дня не выходит из мастерской в гараже, а на четвертый исчезает, оставив на холодильнике карту Берлина с отметкой у канала Ландвер. «Опять эти консервы?» — Томас ковыряет
Леннарт, 27 лет, мойщик посуды в венском кафе «Капельку меда», нашел в старом ящике за холодильником потрепанный дневник с гербом Габсбургов. На третьей странице — схема тоннелей под Штефансдомом, обведенная красными чернилами. Анна, студентка-историк из университета Вены, сидела за угловым столиком, разбирая конспекты. «Ты знаешь, что под собором в 1945-м прятали украденные картины?» — спросила
Лена, 22 года, переехала из Штутгарта в Берлин после ссоры с отцом-инженером, который назвал ее рисунки "детскими каракулями". Снимает комнату в старом доме возле Шпреевальда, где по утрам соседский кот царапает дверь, требуя колбасы. Устроилась официанткой в кафе *Kiezkind* — подает штрудель пенсионеркам, которые шепчутся о ее татуировках. В перерывах рисует в блокноте карикатуры на
Лена, 24 года, втискивается в узкую кухню берлинской пекарни «Goldene Krume», пока её младший брат Марк, студент-биохимик, разбирает почту в их съёмной квартире на Шпреевальдштрассе. В конверте с бельгийской маркой — фотография отца, исчезнувшего пять лет назад. «Он в Брюсселе?» — Марк мнёт уголок снимка, где в кадр попал табличка «Rue des Bouchers». Лена, вытирая муку с рук, достаёт из кармана
Людвиг Фарнбахер, инспектор из Мюнхена с привычкой жевать мятные леденцы, приезжает в Вену расследовать смерть антиквара Готфрида Зигера. В кармане жертвы находит обрывок афиши оперы *Дон Карло* с пометкой *„Кто слышит колокол — уже мертв“*. В кафе *Schwarzer Hund* Людвиг сталкивается с Кларой Хофман, журналисткой, которая рылась в подшивках местных газет 1920-х. «Вы тоже ищете связь с теми пятью