В избе с печкой-голландкой и облезлыми ставнями Савва каждое утро пилил дрова, пока бабка Аграфена ворчала: «Опять валенки промочил? Мороз-то на дворе — щёки отлетят!» Подросток игнорировал её, заворачивая в шарф с дыркой на локте. На свалке за оврагом, где ржавые трубы торчали из сугробов, он нашёл старика в тулупе, замерзающего у разбитых саней. «Ты… не видел трёх белых коней?» — хрипел
Сашка, в потёртой куртке и с рюкзаком за спиной, толкал дверь заброшенного цеха на окраине города. Рядом вертелся Димка — щупал провода в разбитом щитке, сплёвывал сквозь щербатые зубы: «Тут тока крысы да битое стекло. Ищешь чё?». Саша молча поднял фонарик, луч выхватил ржавые конвейеры, ящики с потускневшими этикетками «НЗХ-12». На полу — обрывок карты с пометкой «Шахта №4», обведённой синим.
В промозглой московской пятиэтажке семья Ивановых коротает вечер. Отец, Виктор Семёнович, царапает вилкой обгоревшую сковороду после жарки котлет, ворча: "Опять Машка в школе двойку принесла — учительница звонила". Его жена, Людмила Аркадьевна, снимает с балкона мокрое бельё, шаркая стоптанными тапками. На кухне пахнет пережаренным маслом и стиральным порошком "Лотос". Старший
В Екатеринбурге Игорь Соколов, бывший десантник с контуженным ухом, устраивается телохранителем к местному бизнесмену. Квартира у Игоря — пятиэтажка на ВИЗе, обои с цветами из девяностых, на кухне — треснувший чайник с накипью. После смены он заходит в «Каравеллу», кафе у вокзала, заказывает пельмени с горчицей. Там знакомится с Ольгой, медсестрой из 9-й горбольницы: она просит придержать дверь,
Володя, бывший следователь из Питера, приезжает в поселок Красная Гора после смерти отца. В доме с облупившейся краской на окнах он находит старый блокнот с пометками «Свинья», «1998», «склад на Привокзальной». За чаем с вареньем из крыжовника соседка Марфа Ивановна роняет: «Твой батя копать начал — вот и пришла беда». В гараже под ржавой бочкой Володя обнаруживает мешок с истлевшими документами
Анна, начинающая художница из Москвы, снимает мастерскую в полуподвале на Арбате. Там пахнет скипидаром, а на столе валяются тюбики с засохшей охрой. Сергей, хирург из той же больницы, где лежала ее мать, появляется с кофе в бумажном стакане: *«Ты опять не спала? Весь пол в синих пятнах — как будто тут марсиан убили»*. Он прячет в карман халата леденцы «Дюшес» для пожилой пациентки из 305-й
В полуподвальной студии на окраине Москвы барабанщик Сергей чинит разбитый микрофон скотчем, пока вокалистка Катя спорит с гитаристом Димой: «Ты опять в соло уходишь, как будто мы тут бэк-группа!» Дима бросает гитару на старый диван — из кармана куртки выпадают чеки из ломбарда, где он заложил усилитель. За окном мартовский снег с дождем, а в углу стопка неоплаченных счетов за аренду. Басист
Владимир Егоров, патологоанатом с пятном ржавчины на халате, и его брат Алексей, владелец конторы «Вечный покой», сталкиваются с криминальным синдикатом Родиона Клюева. Действие — провинциальный городок с разбитой дорогой к кладбищу. В морге №3, где пахнет формалином и дешевым кофе, Владимир находит в теле электрика Сергея Михеева записку: «Не лезь в чужой карман». Алексей в это время торгуется с
Марина и Люся ютились в коммуналке на пятерых, деля туалет с соседом-алкоголиком Володей и ворчливой пенсионеркой Клавдией Семёновной. По утрам девчонки толкались в коридоре: "Двинься, у меня смена через полчаса!", — кричала Люся, застряв между ведром с картошкой и развалившимся шкафом. Марина, работавшая контролёром на хлебозаводе, тайком проносила домой бракованные буханки — прятала
Майкл Картер, адвокат из Бруклина, приезжает в Москву по делу о наследстве клиента — старинной квартире на Арбате. В подъезде с облупившейся краской он сталкивается с Еленой Громовой, местной журналисткой, которая копается в архивах своего покойного деда. «Вы вообще знаете, чьи фото тут лежали до вас?» — бросает она, разглядывая потёртый чемодан с письмами на немецком. Пока Майкл пьёт растворимый
Лиза, в потертом фартуке с пятном от кофе, разгружает поднос с грязной посудой. За соседним столиком Максим, в модной куртке с итальянским лейблом, щурится от утреннего света. "У вас тут хоть эспрессо нормальный делают?" — бросает он, пряча дрожь в руках после ночной гулянки. Она молча кивает, замечая царапину на его часах. Через неделю он вернется — не за кофе, а с разбитой гитарой под
Сергей Михалыч, слесарь с облупленными костяшками пальцев, каждое утро пил чай из треснувшей чашки с позолотой. Его жена Ольга, учительница географии, вытирала пыль с глобуса 1987 года, пока их соседка Галина Петровна стучала в стенку из-за воющего пса во дворе. "Опять свет вырубили, — бормотал Сергей, разглядывая квитанции за квартиру, — дров бы на зиму достать, а не в долг сидеть". В