Марта заворачивает клиенту коробку с валерьянкой, пальцы липнут от скотча. "С похмелья?" — бросает через прилавок, не глядя. Мужчина в помятом плаще хрипит: "Жена нервничает". В подсобке она рвёт конверт с печатью из Покровского — бабка Галина пишет карандашом: *"Дом продавать надо, а я ноги отнялись. Приезжай, пока баня не развалилась"*. Автобус в деревню пахнет
В деревне Аллахабад 17-летний Раджеш находит в развалинах храма ржавый клинок с гравировкой *«Агни-Дхар»*. Его дед, кузнец Викрам, хрипло шепчет: *«Это не для полей… Его искали люди в чёрных джипах»*, прежде чем умереть от приступа. Раджеш прячет клинок в старом рисовом бункере, зарытом под манговым деревом, но на следующий день замечает следы шин на грязи возле дома — кто-то выкопал ящик с
Настя, в выцветшем платке и мужских сапогах, целыми днями корчевала пни за околицей, пока трехлетний Митя копался в грязи у крыльца. Степан, её муж, ушел с обозом в губернский город еще весной — «на неделю, за солью», но к октябрю пришли слухи про мобилизацию. Соседка Аграфена, перебирая в руках сушеную рыбу, шипела у колодца: «Твоего-то в Красноярске видели — с красным бантом на шинели. Бросил
Анна Соколова, журналистка из Москвы, приезжает в захолустный городок под Тверью, чтобы найти художника Николая Воронцова. Его последнее письмо пахло плесенью и скипидаром: *"Они не дают закончить картину. Стены давят"*. Усадьба Воронцовых — серый дом с облупленными колоннами, где Николай жил до исчезновения. В прихожей валяется проржавевший ключ от мастерской, на полу — пятна краски,
Кэн Канеки, студент-медик с потрепанным экземпляром *Старой крепости* в рюкзаке, сталкивается с Ризой Камиширо в переулке за кинотеатром "Глория". Ее красные туфли скрипят по асфальту, когда она внезапно нападает, обнажив костяной хвост. После аварии скорую вызывает Хиде, друг Кэна, замечая, как раны на руке одноглазого парня затягиваются сами. В кафе "Антейку" Тока Киришима,
В Форт-Макмюррее, Альберта, Скотт Митчелл втискивается в заляпанный грязью комбинезон перед сменой. Рядом Дэйв Карлсон чистит сапог ножом, бормоча: «Опять эти насосы заклинит — до утра тут проторчим». В лагере «Северное сияние» трейлеры стоят вплотную, как консервные банки. После 12 часов на экскаваторе Тим Уолш заказывает в столовой двойной бургер, шутит через чавканье: «Жир — единственное, что
Джейк просыпается в тоннеле метро, пахнущем ржавой водой. На запястье — синяк в форме восьмиугольника, как у Лины, которая ковыряет консервным ножом этикетку с тушенкой. «Ты слышал, как они стонут по ночам?» — шепчет она, затягивая грязный шарф на ране. Наверху, в разрушенном вокзале, группа в респираторах из мусорных пакетов рыщет по аптекам. Марко, парень с перебинтованной глоткой, рисует на
В полицейском участке Сеула детектив Чжи Хён скрывает, что заменила погибшего брата-близнеца Чжи Ука. Она подшивает мундир на размер меньше, прячет волосы под кепкой, тренирует бас: «Слушай, старший сержант Ким, — бросает капитан, — шрам на шее откуда?». По вечерам помогает матери в семейной обувной лавке: клеит подошвы, вдыхает запах кожи, слушает упрёки: «Ты должна была родиться мальчиком».
Люк, француз-архитектор, застрявший в Бангкоке из-за сорвавшегося контракта, теряет портфель с наличными в переулке возле рынка Чатучак. Его находит Ану, студентка-таксистка на мопеде, которая возвращает деньги, но взамен просит помочь разобраться с долгами её семьи — лавка матери арестована за неуплату. «Ты точно не наркокурьер?» — Люк сомневается, разглядывая потрёпанную тетрадь с цифрами,
Чон Хи, младший редактор в издательстве «Мунхва», в метро по утрам всегда засыпала на плече у незнакомца в сером пальто. Однажды, выбегая на станции «Каннам», она зацепила зонтом за ручку его портфеля, рассыпав документы. Мужчина, представившийся Мин Джэ, сухо попросил «не устраивать цирк до восьми утра», но через неделю сам подошел к ее столику в кафе возле офиса, держа в руках ту самую помятую
Саша притушил окурок о дверцу «Фольксвагена», слушая треск рации. «Через два километра пост, — бубнил Денис, — грузи отсель на склад в Газиантепе». В кабине пахло бензином и старой кожей. На парковке у погранперехода Лера, в розовой кофте с выцветшим грифом, торговалась с таможенником: «Игорь, пятьсот баксов — это смешно. Там детали, не героин». Она сунула ему пачку долларов, обёрнутых газетной
Эмиль, худощавый парень в засаленной куртке, копался в груде ржавых радиодеталей на свалке под Парижем. Его соседка Лу, рыжая девчонка с фотоаппаратом Nikon F3, снимала развалины завода неподалеку. «Опять объектив заклинило, — выругалась она, стуча камерой о ладонь, — дай паяльник, может контакты починю». Они жили в бывшем общежитии водителей автобусов: облупившиеся стены, треснувшая раковина в