В полуразрушенном Бейруте 17-летний Амир ковыряется в ржавом холодильнике заброшенной квартиры на улице Хамра, вытаскивая банку консервированного хумуса с истекшим сроком годности. Его младшая сестра Лейла, в потёртой желтой куртке, рисует мелом на стене силуэты людей, которых не видела с тех пор, как город опустел. «Там, на побережье, ещё есть электричество», — бормочет Амир, разглядывая карту с
На полуразвалившуюся веранду с покосившимися ставнями Оксана выставила чемодан, облепленный авиационными наклейками. Из-под ржавой крышки колодца доносилось жужжание ос — воду пришлось носить вёдрами из соседского крана. «Тётя Люда говорила, тут тишина, а не треск цикад как в Киеве», — проворчала она, вытирая пот со лба газетой «День». На разбитой дороге к посёлку её джип заглох, и местный рыбак
В заброшенной школе под Донецком Алина Коваленко, 23 года, чистит ствол винтовки Драгунова тряпкой, пропитанной машинным маслом. За окном — запах гари от горящего шинного завода, где ваются сепаратисты. Ее напарник, Янис Витолс (бывший лесник из Риги), щелкает счетчиком патронов: «Осталось 13. Вчерашний промах — из-за порыва ветра с востока, не учел». Алина молча поправляет шерстяную повязку на
Николай, учитель литературы в потрепанном пиджаке, каждый вторник ведет уроки в классе с отслоившейся краской на подоконниках. После объяснения темы про Чехова он неожиданно спрашивает рыжего Витю с последней парты: «Ты счастлив, когда мать борщ варит или когда в футбол гоняешь?» Мальчик мнется, щелкает ручкой: «Не знаю... Наверное, когда двойки нет в дневнике». На перемене Николай покупает в
Андрей, хирург из Твери, нашел в кармане жены пузырек с просроченным цитостатиком — Ольга умерла через месяц после начала «лечения». В морозном дворе завода «Фармакс» он выследил водителя, который сливал бракованные препараты в канализацию. «Кто подписал акты?» — втоптал лицо мужчины в грязный снег. Тот выдохнул: «Спроси у Сереги из девятой поликлиники», — и показал на татуировку в виде змеи с
Вон Сук, дочь гончара из деревни у реки Ханган, случайно сталкивается с королем Сонвоном, когда тот в простой одежде инспектирует рынок керамики. Её руки в засохшей глине, запах обожженной глины от невыспавшейся из-за ночного обжига чаш — это первое, что замечает Сонвон. "Твои пальцы дрожат", — говорит он, указывая на трещину в её изделии. Она огрызается: "Лучше бы ваши советники
Лиза втиснулась между ржавыми гаражами, чтобы спрятать сигарету от Артёма. Он, смеясь, протянул ей банку теплого «Ярпива»: *«Сколько можно торчать в этой дыре? Дядя Витя грузовик в субботу на Москву гонит — места хватит»*. Она молча разглядывала трещину на асфальте, похожую на карту метро. Вечером, пока мать варила пельмени без начинки, Лиза вытащила из-под кровати коробку с открытками — «Красная
Андрей Коваль, следователь из Харькова, копался в коробках с архивными бумагами в подвале райотдела. Запах плесени, папки с пометкой «1994», фото разбитой «Волги» у въезда в поселок Рогань. Нашел записку: *«Спроси про Марусю в кафе “Рассвет”*». В тот же день позвонила Ольга Литвинова из Москвы — голос хриплый, как после долгого перелета. «Мой отец там погиб. Выпьем кофе? У вас тут… как его…
Сергей, механик из автосервиса на Обводном канале, переезжая в новую квартиру на Фонтанке, забыл выбросить картонную коробку с билетами в «Аврору» и смятыми чеками из «Пятерочки». Ольга, его нынешняя девушка, нашла её за шкафом, когда искала розетку для микроволновки. «Чей это бюстгальтер под пакетом с гайками?» — спросила она, держа в руках чёрное кружево. Сергей, вытирая руки об ветошь,
Люба в синем халате с выгоревшими рукавами сортирует болты на конвейере завода «Прогресс». После смены забирает сына Витю из школы №14 — мальчик рисует в тетради танки, молчит. Вечером, в квартире с обоями в цветочек, она ставит чайник, на полке — фото мужа в чёрной рамке: стекло треснуло по углу. В столовой завода Сергей, новый механик из Киева, протягивает ей стакан компота: «Ты вечно
Тарисаи, тридцатипятилетняя повариха из кафе «Ньяма» в Хараре, каждое утро начинает с чистки батата в цинковом тазу. Ее руки в шрамах от масляных брызг и ножа, который соскальзывает на мокрой кожуре. За соседним прилавком Чидандас, продавец сушеной рыбы, подсовывает ей глиняную кружку с козьим молоком: *«Ты сегодня как зомби. Опять не спала из-за того холодильника?»* Тарисаи морщится — молоко
Ева Коваленко очнулась в больнице на Оболони, под мерцающую лампу с треском. Из окна доносился гул троллейбуса, а плитка на полу давно потрескалась. Врач в мятом халате, представившись Олегом Петровичем, скривился: «Три недели комы. Вас вытащили из Toyota, врезавшейся в столб на Проспекте Правды». Ева нащупала шрам на виске, вспомнив только запах бензина и сирены. Дома, в хрущевке на Левом