Апичат, инженер-строитель из Бангкока, приезжает в деревню Нонгкхай, чтобы курировать прокладку дороги через рисовые поля. Там он сталкивается с Нисарой, местной учительницей, которая в дырявых резиновых сапогах пытается починить пересохший колодец у школы. «Сначала дороги, потом люди? — бросает она, вытирая пот с виска платком в синих цветах. — Ученики второй день воду из дома носят». Апичат
В монастыре Санта-Мария-дель-Фьоре, затерянном в Апеннинских горах, старый францисканец Вильгельм и юный послушник Адсон расследуют смерть иллюстратора Венанция. В скриптории, где монахи часами копируют рукописи под присмотром слепого Хорхе, Адсон находит обрывок пергамента с греческими символами: *"Платон, но не тот…"*. Вильгельм, разбирая книги в запыленной библиотеке, замечает следы
Аксель Браун, 23 года, живет в Кройцберге. Каждое утро он едет на завод Schwarz Metall через станцию «Варшауэр штрассе», где в ларьке берет кофе с сиропом — барменша Марта всегда ворчит: «Опять без сахара? Умрешь раньше, чем пенсию получишь». В цеху №4 чинит конвейеры, вонь машинного масла въелась в кожу. Однажды в подвале, разбирая завал из ржавых труб, натыкается на металлический шар с трещиной
Милош, двадцатитрехлетний дезертир со шрамом над бровью, прячется в полуразрушенной мельнице под Нови-Садом. Каждое утро он чинит ржавую печь, чтобы согреть сестру Любицу, у которой от контузии дрожат руки. В соседней деревне Елена, бывшая учительница, тайком раздает детям тетради с затертыми гербами Югославии. «Если поймают — скажете, что собирали чернику у реки», — шепчет она, поправляя платок
Луна, дочь рыбака из деревни под Сурабаей, каждый день чистит селедку на рынке, пока не находит в старом сундуке матери пожелтевшую открытку из Каира. "Саид пропал, но его долг — твоя судьба", — пишет незнакомый почерк. Мать, заворачивая темпе в банановые листья, хрипит: "Египет — не для нас. Твой отец сгорел в песках, как мангровое полено". Луна продает сережки, подаренные
Лена Шульц, 28-летняя инженер с берлинского завода по сборке электровелосипедов, каждое утро брала кофе в бумажном стаканчике у киоска на углу Шпреевальдштрассе. Там же впервые столкнулась с Пьером Лефевром, 30-летним реставратором из Марселя, который приехал восстанавливать фрески в разрушенной церкви на Александерплац. Он попросил у нее сахар, но вместо слов благодарности пробормотал: *«Ваш
Лачи, в выцветшем сари цвета куркумы, каждое утро месит тесто на лепешки, пока её мать, Шакила, отсчитывает монеты для базара. В мастерской через дорогу Ланг, смазанный машинным маслом до локтей, разбирает двигатель старого Enfield. «Слушай, если снова опоздаешь с оплатой аренды, выгоню!» — кричит хозяин гаража, выплёвывая жвачку из окна. Лачи подходит к забору, протягивая в дыру между досками
Карлос Монтеро, архитектор из Мадрида, каждое утро покупает чуррос в киоске на площади Испании, пока не сталкивается с Софией Ривьерой — аргентинской журналисткой, которая фотографирует граффити на стене заброшенного кинотеатра. «Ты блокируешь весь свет», — бросает она, не отрываясь от камеры. Он смеется, замечая следы краски на её джинсовой куртке. Вечером они пьют вино в баре с треснувшими
Мартин и Элоиза приземляются в аэропорту Лодзи с чемоданом, полным путеводителей на французском. Они арендуют рыжую «Сандеро» с запахом сигарет и едут в Згеж, где забронировали квартиру над пекарней на улице Пилсудского. Хозяйка, Барбара, встречает их пирогом с яблоками и предупреждает: «Лифт сломался в 1993-м, но ноги у вас молодые». Ночью Элоиза роняет сережку в раковину, Мартин пытается
Амир, младший сотрудник типографии, каждое утро заворачивает в газеты контрабандные кассеты с западной музыкой. Его клиенты — таксисты с площади Энгелаб, прячущие пленки под сиденьями «Пейканов». В обеденный перерыв он встречает Лейлу, студентку-архитектора, которая рисует в блокноте разрушающиеся арки караван-сарая XVI века. «Ты знаешь, сколько кирпичей тут было до революции?» — бросает она, не
Лиор, худой парень в очках с поцарапанными линзами, копался в коробке с хламом на заднем дворе антикварной лавки «Шемesh» в Тель-Авиве. Нашел зеркало в раме из оливкового дерева — трещина пересекала стекло наискосок, как шрам. "Смотри, Авигдор, тут дата на обратной стороне — 1946, Кирьят-Моцкин", — позвал он хозяина лавки, старика в ермолке, чинившего бронзовый подсвечник. Тот фыркнул:
Элиэзер, водитель трамвая 28-й линии, каждое утро поправляет потёртую кепку с выцветшей эмблемой компании, прежде чем начать маршрут от станции «Херцель» до площади Давидка. Его друг Амир, инженер-электрик с привычкой жевать жвачку со вкусом лакрицы, часто ворчит на перебои в сети, пока чинит контактные провода. Однажды в салоне Элиэзер находит забытый рюкзак с дневником на иврите и потёртой