И тогда я сказал - нет! (1973)

Сергей, студент Ленинградского политеха, в общаге на Петроградской стороне каждое утро ставил самовар, пока сосед Геннадий, слесарь с Балтийского завода, кряхтел над затухшей папиросой. «Опять в деканат вызывают из-за твоих плакатов?» — хрипел Геннадий, разглядывая эскизы на столе: рабочие с красными флагами, переплетенные с абстрактными геометрическими фигурами. Сергей, отпивая чай вприкуску с рафинадом, бурчал: «Вчера Клавдия Петровна опять лекцию читала — *«Искусство должно быть понятно народу, а не путать!»* — пришлось полтора часа слушать, как *«формализм разлагает молодежь»*».

В подвале дома №12 по Большой Зелениной, куда Сергей тайком проносил холсты, уже пахло масляной краской и сыростью. Художница Ольга, дочь коменданта общежития, воровала у отца ключи от чердака, чтобы перенести туда выставку. «Ты с ума сошел, — шипела она, когда Геннадий задевал головой висящую лампу, — если папа увидит эти твои *«декадентские рожи»*, нас обоих вышвырнут вон». После полуночи, пока дворник Иван Степаныч дремал под *«Голубой огонек»* по транзистору, они вешали картины между старыми чемоданами и велосипедными рамами. Утром соседка Мария Игнатьевна, тыча пальцем в Ольгин берет с булавкой-кузнечиком, орала: «Опять ваша богема полоумие распространяет! Я в партком напишу!». Сергей, пряча за спину кисти, бормотал: «Это эксперимент в рамках соцреализма…». Через три дня выставку закрыли, а Ольгу отправили «на перевоспитание» — мыть полы в студенческой столовой.