Венера (2023)

Карла, 22 года, втискивает учебу в график смен в таверне «Лос Тороc» на окраине Мадрида. Между разносом тапас и подсчетом чаевых она замечает парня с баллончиком краски, который неделями рисует на стене заброшенного кинотеатра «Альба». «Эй, ты опять тут? — бросает она, вытирая руки в фартуке. — Полиция вчера чудом не забрала Пако из мясной лавки». Икер, не отрываясь от эскиза, протягивает ей потрепанный блокнот: «Видишь эти линии? Это не граффити — тут под штукатуркой фреска XVIII века. Поможешь отыскать того, кто ее спрятал?». В кармане у Карлы звонит телефон — мать напоминает купить лекарства бабушке, страдающей от деменции, которая все чаще бормочет о «спрятанной Венере».

За чашкой *чая с мятой* в квартире Икера над картой старого города они натыкаются на запись в дневнике монахини 1793 года: фреску уничтожили не французы, а местный аптекарь, влюбленный в натурщицу. Люсия, соседка Карлы по общежитию, взламывает муниципальный архив и обнаруживает, что аптека — ныне офис застройщика Дона Рамона, планирующего снести квартал. «Вы играете с огнем, *сеньорита*, — хрипит он в телефон, пока Карла разгружает ящики с вином. — Ваша бабушка так и не научилась молчать». Ночью, прячась от патруля в склепе часовни Сан-Исидро, Икер находит под алтарем пачку писем: бабушка Карлы в 70-х пыталась спасти фреску, за что ее муж погиб в тюрьме. Утром, приковав себя цепями к кинотеатру, они слышат, как хриплый голос из толпы кричит: «Венера жива!» — это Дон Рамон, держащий фото своей матери, той самой натурщицы.